Завтра наступит вчера

«Ничего, глаза боятся — руки делают! Переписать поучения Арно — плевое дело… Как хорошо, что у моей мамы глупая девочка родилась!» Сидя у раздевалки «Склифа», Васса переписывала автошкольный урок и благодарила собственную бестолковость, которая помогла ей выкроить для этого время. Дело в том, что вчера, справляясь по телефону о состоянии больного Яблокова из хирургии, она забыла спросить, когда у них приемные часы. И конечно, приплелась не вовремя, почти на час раньше. Зато теперь у нее точно будет два экземпляра: один — для Сергея, другой — для себя. Василиса поставила точку и, довольная, пролистала страницы. «Это сколько ж надо было выпить, чтобы так написать!» — сказал бы нормальный человек, увидев Вассино «творение». Буквы шагали вкривь и вкось, наскакивали одна на другую, пинались и пихались, лезли друг другу на головы — словом, не выражали мысли, а выясняли отношения: ты кто такая, а ты кто такой. Создатель этой немыслимой компании линий и завитков удовлетворенно вздохнула и скромно оценила дело своих рук: «Замечательно! Немножко неровно, но и так сойдет. Половинка буханки лучше, чем совсем без хлеба». «Половинка», подмигнув со страниц огрызком завитка, поддержала своего создателя: ага, дескать, прорвемся! «Нормально, — размышляла Васса, не заметив подхалимку, — это я себе оставлю, а то, что в классе записывала, — Сергею. Там немножко разборчивее». Справедливость восторжествовала и Вассины уродцы, затихнув, успокоились — до следующей встречи, когда им придется втолковывать своему творцу: кто есть кто.

Переписчица откинулась на спинку жесткого кресла, обтянутого коричневым дерматином, и прикрыла глаза. Слава Богу, с Сергеем все обошлось. Удар в спину оказался не смертельным. Нож прошел между ребрами, не задев сердце и легкое. Рука ублюдка еще не обрела сноровки убийцы, но уже спешила по этому сволочному пути, и, если ее не остановить, кто знает, — в следующий раз она может оказаться ловчее. Следователь, получив от Вассы подробное словесное описание всей троицы, выразил уверенность, что подонков найдут.

— Вы не волнуйтесь, — успокаивал он ее, прощаясь, — мы их найдем. Есть тут у нас один «деятель» на примете. Очень похож на вашего мелкого.

— Моего?

— Извините, оговорился. На одного из тех, кто на вас напал.

— Спасибо, — вымученно улыбнулась она, — поймайте этих выродков. Прошу вас.

— Да, такие дела, — вздохнул следователь, — еще только жить начинают, молоко на губах не обсохло, а уже по макушку в грязи. Копошатся, червяки, мать их за ногу! Извините! — спохватился он.

«Сволочи! По их вине на больничной койке валяется полный сил, нужный, хороший человек. Нет, это им так просто с рук не сойдет!» Над головой щелкнуло. Васса открыла глаза. Настенные часы дали «добро» посетителям, упершись короткой стрелкой в цифру «пять». Родственники и друзья больных потекли ручейком в открытую дверь, обвешанные пакетами и сумками. «Идиотка, а я-то — с пустыми руками! Лучше бы вместо тетрадки сок принесла и фрукты. А еще лучше — и сок, и фрукты, и тетрадку. Ладно, ничего страшного, — успокоила себя, — может, ему еще ничего нельзя. Третий день всего как операцию сделали». Она пристроилась хвостом к девочке лет восьми и толстой тетеньке с пакетами. Тетенька втолковывала пухленькой девочке:

— Сейчас, Оленька, мы поднимемся к папе. Он в пятнадцатой палате лежит. А потом ты с ним побудешь, а я поговорю с дядей-врачом, который папе аппендицит вырезал. Хорошо?

Девочка вяло кивнула. Видно, перспектива сидеть в больничной палате с прооперированным папой ее не радовала.

— Вот и замечательно! Папа соскучился по тебе, детка, Он тебя уже целых четыре дня не видел. А ты про отметки расскажи, порадуй папу «пятеркой» за диктант. Пойдем-ка пешком, Оленька, мы не дождемся сегодня лифта.

Булочки направились к лестнице.

— Простите, вы не подскажете, на каком этаже хирургическое отделение?

— Так это ж весь корпус — хирургия! — удивилась такой бестолковости обиженная на подъемник. — А у вас какая палата? Куда это лифт провалился!

— У меня, слава Богу, никакая, — улыбнулась Васса, — а мой друг лежит в четырнадцатой. Пять-четырнадцать.

— Ой, надо же, соседи! — Толстуха обрадовалась, словно кавказец, отыскавший земляка в Антарктиде. — Это на пятом этаже. Жалко, что не в нашей, — посетовала она и с гордостью добавила: — У нас замечательный народ лежит! И знаете, почти все, как и мой, с аппендицитом. Одному только желчный удалили. Чуть не помер, бедный. Вовремя успели. Представляете, врачей боялся — до ужаса! Болит живот да болит, а к врачу не шел. Они ж трусы — мужики-то! Дождался, пока не скрутило всего и желтеть не начал. Жена «Скорую» вызвала, а те — куда поближе, время уж на минуты шло. Хорошо еще врач со «Скорой» опытный попался: сразу понял что к чему. А то бы помер, бедняга. Уф-ф-ф, вот мы и пришли! — Запыхавшаяся тетенька остановилась у входа в отделение. — Вам, девушка, сюда, а нам — сюда. Прямо, как в песне: ей налево, нам направо!

— Мне направо, ну и до-сви-да-ния, — улыбнулась Васса.