Завтра, послезавтра…

Пассалоне молчит. «Этот Булыжник самый вредный из всех. Если бы я не знал, где спрятан заяц, и бояться было бы нечего. А так страшно. Ой, как дымит этот пучок!»

— Помогите! Сжигают! Помираю!

— Эй, Булыжник, что это с ним? Больше не кричит. А вдруг он скапутился?

— Что ты натворил, Булыжник?

— «Что натворил, что натворил»! Вы-то сами где были?!

— Да, но это ты придумал. Смотри, у него и глаза закатились.

— Бежим, Головастик! — И Паоло дал тягу.

— Стойте, куда вы? Трусы проклятые!

— Это ты трус. Натворил дел, сам теперь и отвечай.

— Подлые трусы! Погодите, я вам припомню!

Что это дон Антонио так рано пришел сегодня в Монте Бруно? Она не должна смотреть на него. Даже поздороваться с ним и то не смеет. А ей так хочется поговорить с ним.

Это возвращается от родника Тереза Виджано. Она даже не поглядела на Антонио. Несет на голове кувшин с водой, но идет легко, не сгибаясь, и смотрит прямо перед собой.

«Завтра уеду и больше не увижу ее. Ну что же, потеря невелика».

— Дон Антонио, к нам не заглянете?

На пороге стоят Вито Петроне и Кармела с самой младшей дочкой на руках. Видно, они его и поджидали.

— Входите, входите, дон Антонио. Садитесь вот сюда. Чем угостить прикажете?

— Да ничем, спасибо. Я рад с вами повидаться. Завтра или послезавтра я уезжаю.

— Уезжаете? Так вы же совсем недавно приехали.

— Слишком трудно здесь работать. Правда, вы, Вито, крышу мне починили. Но каждую ночь из нор выползают здоровенные мыши; я их из ружья стреляю. Ничем другим их не возьмешь. Я люблю охотиться, но, сами понимаете, не на мышей. Чем больше я их убиваю, тем больше этих тварей выползает на следующую ночь. Я боюсь уснуть, боюсь, что они в кровать заберутся. Это не сон, а пытка. Большинство ребят на уроки не ходят, а без учеников школу не откроешь.

— А Джулиано ходит?

— Нет. Я думал, это вы ему запретили.

— Я? С какой стати? Ну ничего, погодите, вот вернется, я его поучу уму-разуму. Негодник! Я стараюсь без его помощи управиться, лишь бы он учился, а он шатается. Видно, хочет таким же неучем, как я, остаться.

— Вы, Вито, мудро рассуждаете; другие совсем по-иному думают. Больше всех упрямится Франческо Коланджело.

Кармела и Вито быстро переглянулись.

— Я заметил, что этого Коланджело в селе многие слушаются. Верно это?

Супруги снова переглянулись.

— Значит, я не ошибся.

— Наглый он и характерный! А наглецы, дон Антонио, всегда верх берут.

— И потом, он родич дядюшки Винченцо. — Кармела говорит осторожно, взвешивая каждое слово.

— Да, но Сальваторе Виджано как раз ни одного занятия не пропустил.

— Ничего не скажешь, Сальваторе мальчишка толковый. Но понимаешь, дон Антонио, у нас родня очень много значит. А дядюшка Винченцо к тому же богат.

— Богат?

— Ну, уж бедным его не назовешь. У него земля есть и дом тоже. Слыхал я, и в Пистиччи у него участок имеется. Там сейчас его сестра живет.

«Представляю себе, что это за участки. Клочки каменистой земли. Но для бедняка Вито, который гол как сокол, дядюшка Винченцо богач».

— Очень рад за него. Но при чем здесь школа?

— А при том, что у Франческо Коланджело своей земли и щепотки нет, и уж сами понимаете…

— Ничего не понимаю…

В ответ выразительный жест: два сплетенных указательных пальца.

— У него, дон Антонио, кроме младшего сына Джузеппе, есть еще и старший.

— Знаю, его Феличе зовут.

— Вот-вот, про него я и говорю.

Вито и Кармела в третий раз обменялись многозначительным взглядом.

— А у дядюшки Винченцо внучка есть. Красавица. Ты с ней знаком?

— Синьор учитель даже танцевал с ней на свадьбе, — говорит Кармела.

Хоть она и подруга Терезы, но любопытство взяло верх.

«Значит, все дело в том, что я осмелился танцевать с Терезой Виджано», — мелькнуло у Антонио.

Вито морщит лоб и напряженно думает, хотя он прекрасно знает, когда это было.

— А, вспомнил! — воскликнул он. — Верно, ты с ней танцевал. Выходит, вы уже знакомы?

— Да, я однажды танцевал с ней.

«Все понятно. В тот вечер я не ошибся. Я пригласил на танец невесту да вдобавок на глазах у ее жениха, Феличе Коланджело. И этот парень с неприятным, хмурым лицом затаил против меня злобу».

— А что, разве с ней нельзя даже танцевать?

— Видите ли, синьор учитель, Коланджело взял с дядюшки Винченцо клятву, что Тереза станет женой Феличе. Тогда они еще больше породнятся.

Теперь никаких сомнений нет. Антонио давно все понял, но хотел услышать это от других.

Вито и Кармела Петроне вздыхают. «Как же все получилось? — думает Антонио. — Начал с того, что ребята в школу не ходят, а потом добрался до свадебных дел, которые меня ничуть не касаются. Но почему же тогда Вито и Кармела так сочувственно смотрят на меня, словно сообщили о беде? Бедная Тереза! И все же, при чем здесь я?»

Значит, при чем. Кармела не случайно завела об этом разговор и потихоньку, полегоньку перевела его на Терезу. Искусство сказать многое, ничего прямо не сказав, достигло совершенства среди неграмотных крестьян в маленьких селениях.