На ходу одевая свитер, я спускаюсь вниз, стараясь ступать как можно тише, что в принципе не характерно для меня.
Вскоре миную гостиную с коридором и оказываюсь на пороге.
От утреннего и по-зимнему холодного воздуха перехватывает дыхание. После уютного домашнего тепла это чувствуется в особенности, поэтому решаю как можно быстрее избавиться от рисунков.
Не знаю, с какой целью, но я предварительно рву их, и только потом уже решаюсь выбросить; словно от этого становится легче. Таким образом, испортив не одну стопку кое-как исписанной бумаги, я уже собираюсь идти домой, когда на полпути вижу Хеймитча на удивление ровным шагом выходящего из своего дома.
Выглядит он вполне выспавшимся и на удивление опрятным. Только лицо всё такое же хмурое и беспринципное.
- Ну и что же мы делаем на улице в такую рань?- интересуется он, небрежно опершись о деревянную периллу на крыльце.
- И тебе доброе утро, Хеймитч,- отзываюсь я, не собираясь дальше продолжать этот разговор.
- Я лично не нахожу в нём ничего доброго. Если хочешь, чтобы было иначе, то не плюй мне в спину и не говори, что это дождь накапал.
Он бесцеремонно и совершенно не торопясь спускается по ступеням вниз и также идёт в сторону моего дома.
- Прости, не знал, что у тебя дурное настроение.- Я пожимаю плечами, по привычке стараясь, навести на лицо безучастное выражение.
Путь оказывается невечным, что, кстати, зря. Уже скоро мы оказываемся на пороге моего дома, лицом к лицу.
- Не стоило так начинать,- слегка виновато говорит ментор, проводя рукой по всё-таким же спутанным волосам.
- Ты что-то хотел?
Хеймитч продолжает молчать, внимательно глядя на меня. Его выцветшие серые глаза блуждают, то и дело, переводя взгляд с меня на дом, с дома на меня; руки скрещены на груди; на лице отчуждённое выражение.
Хеймитч ведёт себя по-обычному, но он явно собирается сказать что-то важное.
Я щурюсь и чуть наклоняю голову, позаимствовав это движение у Китнисс.
- Девочка у тебя?- наконец спрашивает он, отчего все неясности сразу рассеиваются.
- Знаешь. Ну, конечно.
- Отчего же не знать. Ты не видел её вчера.
Внутри моментально загорается огонёк любопытства, но Хеймитч снова начинает говорить.
- Но я не за этим пришёл, Пит.
Вздёргиваю подбородок, как бы говоря: «Ну и зачем же тогда?»
Ментор ещё какое-то время молчит, хмуро глядя перед собой, словно тщательно обдумывая что-то, но не решается произнести вслух.
- Насчёт звонка,- нерешительно говорит он, а потом уже увереннее продолжает.- Я сам всё улажу с врачами.
Всего на пару секунд я и вправду начинаю верить в то, что ментору доктор Аврелий поверит больше. Перед тем как вытащить меня из Капитолия, Хеймитч отчётливо дал понять, что ответственность за моё здоровье и благополучие берёт на себя. Но ему и без того было о ком беспокоиться. А теперь ещё я со своими проблемами доставляю неприятности не только ему, но и самой Китнисс.
- Не нужно.- Я отзываюсь как можно поверхностнее, за спиной нервно теребя рукав свитера, моля о том, чтобы мой голос прозвучал как можно убедительнее. В двенадцатом я начал постепенно растеривать набранный в Капитолии опыт самообладания.
- А я разве вопрос задавал?- так же беспечно интересуется Хеймитч.
Я прерывисто вздыхаю, не до конца понимая его рвение и неотступность.
- Не к чему тебе это, Хеймитч,- сухо замечаю я, потупив глаза в землю.
Ментор нервно переступает с ноги на ногу и устало трёт лоб.
- Да, а знаешь, действительно, думаю, ты прав. Лучше будет отправить тебя в Капитолий. Может быть, проведя в лечебном корпусе годик другой, от безысходности станешь лезть на стенку и будешь уже ценить, что имел.
Я даже не успеваю ничего толком ответить, как Хеймитч разворачивается и бесцеремонно уходит в сторону своего дома, на ходу добавляя:
- Я звоню вечером.
***
После «напутствия» ментора на душе остаётся какой-то неприятный осадок, и я остро ощущаю его даже когда оказываюсь дома. «Может быть, проведя в лечебном корпусе годик другой, от безысходности станешь лезть на стенку и будешь уже ценить, что имел».
У меня ничего не осталось! Я превратился в монстра; каждодневно засыпаю с мыслью о смерти девушки, живущей всего в шаге от меня. Был выписан из лечебницы около месяца назад. Родители и братья умерли, а раньше я вообще с трудом мог их вспомнить. Я потерял друзей; прошёл войну. О чём тут вообще можно жалеть?
На часах стрелка еле-еле дотягивается до семи утра. Уже совсем скоро к Китнисс должна зайти Салли. Девушка точно расстроится, если не успеет вовремя вернуться домой. Но я не хочу тревожить её сейчас.
Слышать её крики каждую ночь уже вошло в дурную привычку, а сейчас видеть девушку невинной и спокойной во сне – невероятное чувство.
Подхожу ближе к ней и заботливо поправляю упавшее одеяло.
Я готов часами просто смотреть на неё. Готов большой ценой отсрочить время неминуемого разговора, ведь кто знает, что ждёт нас потом.