Завтра в Берлине

Арман танцует – заняться все равно больше нечем. С кем тут заговоришь? Он осматривается, как танцуют другие. Перенимает какие-то движения, подстраивает их под себя, под ту манеру, какую хочет придать своему телу. Руки загребают назад, как будто плывешь без воды. Заплыв на выносливость: он преодолевает время, как километры. Конечно, купленный из-под полы экстази помогает держаться, но иногда время липнет к коже. Часы идут. Уже утро, воскресенье. В это время встают или думают, что съесть. Или идут за круассанами для любимой девушки.

Арман вот, например, один. Но и все вокруг – тоже. И сила толпы стирает с его лица этот груз. Он один, и он танцует. Свет цветной. Мерцает красным, синим, желтым. Это парк ощущений. Арман танцует и смотрит вверх, запрокинув голову, улыбается. Девушки прекрасны. Он хотел бы дотронуться, но вспотели ладони.

Когда он устает танцевать, садится покурить на диванчик. И, озабоченный тем, как он выглядит со стороны, делает вид, будто пишет CMC. Чтобы показать им всем, этим глазам без лиц, что он не так уж и одинок, потому что у него есть кому писать.

Он танцует снова. Боже, как восхитителен этот красный; свет сверкает. Люди вокруг улыбаются ему. И как и все они, он рад быть здесь. Уже полдень.

Еще несколько электронных битов, и Арман идет налить воды в пустую бутылку, которую нашел на полу. В туалете у раковин какой-то парень заговаривает с ним по-немецки. Арман не понимает, просит повторить по-английски. Парень – это Тобиас, он повторяет, но на французском. У Армана усталый вид, он предлагает ему «скорость».

Арман еще не в курсе, но здесь это обычное дело, здесь делятся наркотиком и радостью без задней мысли. У тебя усталый вид. У меня есть «скорость»; держи, закинемся вместе. Drogensolidarität[8].

Они закрываются в кабинке.

– Ты часом не гей?

– Нет.

– А я да, но не волнуйся, ты не в моем вкусе. Новенький, да? Я тебя раньше не видел. Это малая сцена, знаешь, для «друффи».

– Кого?

– Друффи. Это ласковое имя для нариков. Party animals[9], торчки, все такое.

– Да, я только сегодня утром приехал… то есть вчера.

– Держи, закинься и пошли танцевать. Хочешь, познакомлю с блондинкой, на которую ты сейчас пялился? Это Сигрид, она клевая. Это она попросила меня к тебе подойти. Ты как, порядок? Съел, что хотел? Давай, идем танцевать.

Перед рубкой диджея они смотрятся странным дуэтом.

Арман предлагает Тобиасу половину своего последнего экстази.

– Ты где покупал? Ешки сейчас не очень. Я тебя научу. Буду доброй тетушкой. Зови меня Тата. Идет? Тата Сарфатти[10].

Арман глотает целую таблетку. Оба смеются.

– Ладно, Тата.

Они танцуют еще несколько часов, теряются, снова находят друг друга. Арман целуется с Сигрид. Они расходятся, теряются. Жарко, свет влажный, как сквозь туман. Рваная музыка ведет заблудшие души «Панорама-бара», она – единственная их госпожа, она диктует им, как двигаться, в неровном, похожем на конвульсии танце. Это бесконечное наслаждение, может, искусственное, но такое настоящее, что совершенно не важно, откуда оно взялось. Ничто так не пьянит, как экстаз толпы, толпы одиноких, тех самых «друффи», как говорит Тобиас. Девушки просты и прекрасны; иногда они улыбаются вам или целуют вас. Басы бьют, как сердце, чувствуешь, что живешь ярче, вместе со всеми. Каждый проживает свой опыт спокойно и без стыда, все наги в своем наслаждении. Оно находит выход – руки поднимаются вверх, рты порой кричат что-то. Те, кто под кетамином, проживают все замедленно, как в аквариуме, другие, под амфетаминами, – как в ускоренной съемке. Но какая разница, главное – чтобы было хорошо. Никто тебя за это не осудит.

Арман с Тобиасом снова встречаются у раковин перед туалетами. Завязывается разговор. В квартире, где Тобиас живет вскладчину с остальными, WG по-местному, сдается одна комната. После клуба они пойдут туда вместе. Если Арману подходит, он сможет там жить.

– Ты пил?

– Да, пару пива, – отвечает Арман.

– Тогда ты сегодня без жидкого. В следующий раз дам. Увидишь, это в двадцать раз лучше твоих глупых таблеток.

Наслаждение у Армана стихает; его знобит, он дрожит всем телом. Усталость как будто захлестнула его плотной и пенной волной; наркотики постепенно покидают его организм. Молекулы удовольствия ушли, и вот он ищет Тобиаса, чтобы уйти отсюда, посмотреть комнату, да, посмотреть и уснуть там, зарыться под одеяло, спать, голышом, в мягкой постели.

Нужно найти Тобиаса. Который час? Уже восемь вечера! Время обрушивается на него как кувалда.

Нужно найти Тобиаса. «Бергхайн» закрыт, осталась только «Панорама». Это упрощает поиски.

Нужно найти Тобиаса. Свет уже не мерцает, огни замедлились и будто оставляют за собой шлейф пыли. Звездной пыли.