Завтра в Берлине

Арман приступает к делу; он медленно втягивает запах польского «фена» – запах, которым будет так долго, ежедневно напитывать самые глубины своего носа, что тот останется там навсегда. Первые знакомства с амфетаминами, с которыми он еще свыкнется. «Скорость» сильная, дерет ноздри, надо быть готовым.

– От нее не немеет, как от кокса, но не бойся, скоро перестанешь чувствовать. Не будет ощущения, что порошок летит в мозг, будто ракета. Пара минут – и ты как огурчик, готов дни напролет плясать. И не надо догоняться каждые двадцать минут: увидишь, если взял какой надо, одна дорожка – и на четыре часа баста; ну, только если не наглупишь с жидким. Вот тебе совет: если чувствуешь, что бут слишком забирает, – зюкнуть «скорости» как следует, и все, снова на ногах. Но зато – никакого алкоголя, слышишь, ни капли, а то так в кому и уходят. Ни грамма спиртного, я не шучу братишка, даже пива. Но если жидкого перебрал, если колбасит во все стороны, мышцы сами дергаются, – дорожка «скорости», и ты снова на земле.

«Золотые ворота»

Вход через маленькую железную дверь. Вышибала бородат и внушителен, но Тобиаса он сжимает в объятиях нежно. Представляется Арману по-немецки.

– Hallo, ich bin Armand. Ich komme aus Paris. Alles gut?[12] – единственная выученная Арманом фраза.

– Klar![13]

Справа за проходной – что-то вроде маленького сада, заставленного диванами и креслами. Еще не рассвело. Снаружи людей мало. Сам клуб от проходной слева, под мостом надземного метро. Коридор темный, музыка долбит громко, несколько ступенек вниз – там гардероб, вдалеке бар, кресла, кому надо отдохнуть. Здесь празднично, влажно и времени не существует.

Дальше – еще один зал. Все танцуют лицом к диджею. Атмосфера строгая, движения рваные и ритмичные. Здесь танцуют под минимал, не то что в редких парижских техно-клубах. Парни не лапают девчонок – тут своя пьяная сдержанность. Все закидываются по полной, улетают, но, чтобы остальные тебя уважали, вести себя нужно корректно. Арман быстро это понимает: он считывает обычаи на лету.

На втором этаже туалеты. В кабинки заходят по одному вдвоем, впятером.

Время идет, начинается день. Редкие неоновые огни, пот. «Друффи» потерянно снуют туда-сюда. Вкус бутирата во рту. Все говорят только обрывками фраз: ты как? – напомни, как зовут – да, я из Парижа, приехал рисовать – хочешь чего-нибудь? – поцелуй меня.

Кабинка в сортире. На полу грязь. Арман сжимает в объятиях незнакомую девчонку. Дает ей немного бута. Она приседает, расстегивает ему ширинку, член скользит между губ, миг – и она встает. Они идут танцевать. И вот он уже почти забыл об этом. С ней он больше не пересечется. Как и все, он подбирает пустую пивную бутылку у стены. Споласкивает ее в туалете и наполняет из-под крана – утолить жажду и смыть вкус бутирата. Через несколько часов он выглядит так, как будто освоился. И все же он новенький. Остальные понимают это, его лицо они видят впервые. Это тесная сцена, где в итоге все знают всех, ведь сколько раз они пересекались. И неважно, здороваются они или нет, – все, кто танцует рядом, тебе знакомы. Отсюда и Drogensolidarität. Увеселительная община, бодро торчащая избранным кругом. Некоторые наряжаются: подвязки, кружевные топы; тут есть конфетти, их бросают в воздух; есть и диско-шары. Наслаждения здесь чрезмерные и искусственные. Сразу идут мысли о новой грани существования. Отчего и рождается чувство более яркой жизни и гордость – неуместная и извращенная.

Арман с Тобиасом находят друг друга. Танцуют рядом. Они не виделись, наверное, уже час. Они движутся под необычный трек: голоса аборигенов, ломаный ритм.

– Арман, я должен сказать тебе: у меня ВИЧ.

Арман перестает танцевать. Тобиас берет его за руку.

– Да брось, забей, пляшем.

Есть что-то странное в таких бесконечных вечеринках. Снаружи день. Но они не видят его, они танцуют в тесном клубе без окон.

– Ты только что был с девушкой, я видел. Не думал, что твой типаж.

– Не мой, так и есть. Но она милая, немного потерянная.

– Ага, я ее видел раньше. Она тоже бутом закидывается. Как ее зовут?

– Забыл. Она милая. Пойдем на улицу, покурим?

В том садике их десятки, все сидят по креслам. Солнечные очки или просто мутные взгляды. Курят табак и косяки. Музыки уже почти не слышно. Здесь можно поболтать или просто отдохнуть.

– Мой пузырек еще у тебя?

– Да.

– Много там осталось?

– Половина.

– По десять на брата. Плюс еще один на двадцать я снаружи оставил. Отлично, на «Бергхайн» как раз. Вот увидишь, «Панорама» в воскресенье – ничего нет лучше. Там все будут, это точно. Я тебя познакомлю. Ты будешь звездой.

Несколько треков, много бутирата. Тобиас все болтает, пока готовит дозы в кабинке туалета. Кроме них, там всегда кто-то еще. Разговоры беспорядочные, часто нелепые и бессмысленные.

Они остаются еще немного.

Снаружи свет слепит глаза. Странно, что, пока они идут через Хольцмарктштрассе до станции S-bahn, вокруг так спокойно.

– Черт, забыл бут забрать. Подожди, я сейчас.