Завтра ветер переменится

В целом мы с квартирой начинаем привыкать друг к другу: в ванной беспорядок, в кухне – полная раковина грязной посуды и моя красная кофеварка. Я привезла свою, потому что чужим не доверяю. Как оказалось, совершенно правильно сделала, потому что у Галанти кофеварки не оказалось. Только капсульная кофемашина. Мда.

До прихода тети я стараюсь не думать о лампе, лежащей в запертой спальне. Делаю вид, что ее не существует. Такую же тактику я избрала и с растениями на террасе. Вчера прошел дождь, так что мне упрекнуть себя не в чем. Надо просто дождаться воскресенья, а там приедет Агата и все устроит.

Я сбегаю вниз по лестнице – тороплюсь на работу – и думаю о том, как же мне повезло, что рядом есть люди, готовые помочь в трудную минуту. Вот бы так всю жизнь было! Желательно, конечно, чтобы для этого не пришлось заводить серьезные отношения и уж тем более замуж выходить.

Я спускаюсь по лестнице и еду работать, потому что тысяча евро в месяц буквально за просто так – это отлично, конечно, но не так уж и много: лучше буду думать, что у меня их нет, и постараюсь скопить побольше. И когда я в следующий раз сломаю что-нибудь ценное, у меня уже будут деньги на возмещение ущерба. Сейчас я подрабатываю в социальном фонде, которым руководит моя бывшая одноклассница Барбара. Она приставила меня к синьоре Эдере, старушке восьмидесяти девяти лет, которая уже не справляется сама. У нее ни детей, ни внуков, ни сестер, ни братьев – никого. Одна-одинешенька. Я хожу к ней каждое утро, убираю и готовлю еду. Когда она хорошо себя чувствует, я помогаю ей выйти на улицу, а после обеда укладываю ее отдохнуть и ухожу, предоставив пожилую синьору самой себе. У меня есть ключи от квартиры, и каждое утро я вхожу и немного побаиваюсь, что обнаружу окоченевший труп.

К счастью, сегодня синьора Эдера жива. К моему приходу она уже более-менее встала, надела тапки и кружит по дому в поисках вставной челюсти, которая, разумеется, лежит на своем месте – на тумбочке в специальном контейнере.

– Знаете, синьора Эдера, мне кажется, контейнер стоит покрасить светящейся краской. Так он будет заметней, и вам не придется его разыскивать.

Старушка сначала вставляет челюсть и только затем отвечает – прекрасная привычка, за которую я очень ей признательна.

– Тогда он будет как моя Мадонна, – кивает она в сторону потрескавшейся статуэтки, от которой в темноте исходит мертвенное сияние.

– Можно поставить их рядышком, они оба будут светиться, а вам искать будет проще.

– По-твоему, я должна молиться на собственную челюсть? Совсем сдурела, что ли?

Увы, синьора Эдера не отличается любезностью. Вечно злится. И я знаю почему. Мы это обсуждали. Ей восемьдесят девять лет, этим-то она и недовольна. Ей хочется быть молодой.

Я помогаю ей умыться и одеться, ради смеха вплетаю бантики ей в волосы. Красные, по одному с каждой стороны.

– Я тебе не игрушка! – верещит она. – Не кукла!

– Но вам очень идет.

Это правда, потому что волос у синьоры Эдеры хватает, особенно для ее возраста. Совершенно седые, они отлично сочетаются с красными бантами.

Раз сил ругаться у нее сегодня предостаточно, я предлагаю ей погулять. Обычно ее хватает на тридцать пять метров, ровно до ближайшего кафе на пересечении виа Мартин Пескаторе и виа Лудовико Омбрелли. Живет синьора Эдера в районе Сан-Паоло. В кафе я покупаю ей маленькую булочку, и она ест ее с какой-то тоской, потому что любит сладкое, но не может его себе позволить, а если бы и могла, то какая разница – врач все равно строжайше запретил ей сладости, потому что у нее повышенный сахар. «Да ладно, – думаю я, покупая ей сладкое. – В конце концов, какая разница? Ей вовсе необязательно доживать до ста лет».

С прогулки синьора Эдера возвращается вымотанной. Я усаживаю ее в кресло и приступаю к домашним делам.

– Хочу омлет, – заявляет старушка еле слышно.

– Но вы его только вчера ели.

– Ты мне его уже несколько месяцев не готовишь! Что ты врешь?

– Омлет был вчера. Со шпинатом.

Я готовлю ей гороховый суп-пюре, но она все ворчит про омлет. В итоге съедает несколько ложек супа и три грецких ореха.

– Я прилягу ненадолго, – говорит она после этого скромного обеда.

Синьора Эдера всегда так говорит и обязательно каждый раз уточняет, что днем никогда не спит, после чего храпит часа два.

Мы заходим в уборную, потом я провожаю синьору Эдеру до кровати. Интересно, чем она занимается, когда остается одна?

– На ужин я купила немного мягкого сыра и приготовила кабачки. Так что разогревать ничего не придется.

Я никогда не оставляю ей ужин, который придется разогревать: старушка спалит дом за считаные секунды.

Иногда я звоню своей бывшей однокласснице и говорю, что к синьоре Эдере нужно приставить постоянную соцработницу, чтобы жила с ней, на что та всегда отвечает: «А кто платить будет? Может, ты?»

Не проходит и получаса с моего возвращения, как в квартиру Галанти заявляется тетя Розальба с худосочным носатым типом лет шестидесяти.

– Ну вот, моя дорогая, прилетела по первому зову. Познакомься с Жюльеном!

– Очень приятно, я Бриджида, – с улыбкой отвечаю я и протягиваю руку.