Завтра ветер переменится

Роберта забрала Родольфо и уехала. На прощание мы долго обнимались и договорились, что я навещу их в Бра. В этом лично я очень сомневаюсь, да и на чем я туда доеду, машины-то у меня нет. Да если бы и была, мало ли мест, куда поехать?

Наблюдая за течением Доры, проложившей свой скромный путь по Турину, я чувствую, как во мне зарождается философская мысль, своего рода теория единения противоречивых желаний в отдельной личности. Наверняка на эту тему уже написаны тысячи страниц, но вряд ли хоть одна из них родилась, когда ее автор смотрел на эту реку. Как может человек, у которого такая прекрасная коллекция невероятной музыки, увлекаться такими особами, как Роберта, Кларисса и Даша?

Почему он не нашел себе эстонскую поэтессу, которая складывает стихи из ледяных букв? Но потом я понимаю, что у меня недостаточно данных для анализа, – кто сказал, что эта Даша не поэтесса?

Пока я бреду по темному лабиринту философской мысли, до меня доносится резкий оклик:

– Ого! Кого я вижу! Удачная встреча, племяшка!

Ну ладно, тетя Розальба начиталась комиксов про дядюшку Скруджа, но кричать мне «племяшка» при других людях – не самая удачная идея.

– Привет, тетя. Что ты тут делаешь?

– То же, что и ты. Я тут живу.

В руке у тети пиво, а под боком Жюльен, который покуривает… фиолетовую сигарету. Вот это шик.

– Ну и как оно? – осторожно спрашиваю я ни к чему не обязывающим тоном. Главное – не произносить слов вроде «спектакль» или «проект». Они могут придать делу неприятный оборот.

Но все напрасно, потому что тетя сразу берет быка за рога:

– Отлично. Я нашла спонсоров для спектакля, а кроме того, муниципалитет, похоже, заинтересован в повторном показе. Разумеется, сначала они хотят посмотреть премьеру.

– Ах вот как, – отвечаю я. – А о каком спектакле речь?..

– Бриджида, не придуривайся. О том самом, что будет идти в твоей квартире восьмого, девятого и десятого апреля.

– Хочу напомнить, что квартира все-таки не моя.

– Для меня все равно что твоя, – пожимает плечами тетя. – Кстати, уже пора подумать, как передвинуть мебель, куда поставить оборудование и все такое. Тебе когда удобно?

– Никогда, – из вредности отвечаю я, потому что деваться-то мне все равно некуда. А потому тетя только улыбается и продолжает как ни в чем не бывало:

– Ну, тогда я тебе напишу, когда смогу зайти, милая. А ты похорошела! Влюбилась, что ли? Глаза сияют, хоть в ювелирном продавай!

– Не подлизывайся, – отрезаю я, все еще надеясь исправить ситуацию. – Тетя, ты же всегда меня любила, всегда мне помогала, поддерживала. Как же ты можешь так со мной поступать?

– Само собой, я тебя очень люблю, глупенькая. И все, что я делаю, – для твоего же блага. Я подаю тебе пример решительной, самодостаточной женщины, творческой личности, которая достигает цели несмотря ни на что, попирая свои чувства и прочие сантименты, которые только мешают идти вперед. Я веду тебя к успеху и учу следовать своему призванию, чтобы к моему возрасту ты уже всего добилась. Вот увидишь, все будет хорошо. Мой спектакль никак тебе не навредит, даже наоборот – ты научишься полностью мне доверять.

Ну что можно на такое ответить? Только одно:

– Ты придешь завтра к бабушке на обед?

– Разумеется! Хоть для этого и придется встать пораньше.

– И его приведешь?

– Кого? Жюльена? – С этими словами Фьямма Фавилли, уже пришедшая на смену тете Розальбе, смеется. – Неужто мне не жалко собственных родителей? Жюльен прекрасно посидит дома, верно?

Жюльен давит ботинком свою фиолетовую сигарету.

19. Треугольник печали

– Как думаешь, может, моющим средством попробовать? Или чистящим?

Сегодня мы снова убираем в банке. Прямо сейчас в ужасе смотрим на каплю суперклея, застывшую на столе директрисы филиала – М. Р. Гомбии. Все сошлись на том, что М. Р. – это Мария Розария, хотя Лорелла настаивает на Марии Рите.

– Эта ерунда тут не поможет, – качает головой хмурая Мануэла.

Она с ненавистью смотрит на предполагаемую причину катастрофы: кривую чашку, расписанную детской рукой. На чашке надпись кисточкой (к краске прилипли ворсинки): «Самой лутшей маме на свете». Здорово, что учительница не стала поправлять ошибки. Видимо, она тонкий психолог – чувствует, что родителям нравятся неидеальные поделки. Вот только проблема в том, что в ходе трудового дня М. Р. уронила эту несчастную чашку, а потом попыталась склеить ее суперклеем. Место склейки отчетливо видно, как всегда, когда работает непрофессионал, – вокруг трещины образовались излишки клея. Одна капля попала на стеклянную поверхность стола. На нем мы и обнаружили записку:

УВАЖАЕМЫЕ УБОРЩИЦЫ,

ПОЖАЛУЙСТА, УДАЛИТЕ КЛЕЙ. У МЕНЯ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ.

СПАСИБО

М. Р. ГОМБИЯ

Антоньетта яростно роется в телефоне. Она уже влилась в нашу команду и больше не мечтает о «Заре», а живет надеждой обнаружить в одном из офисов труп. А все потому, что они с синьорой Эдерой смотрят сериал, в котором уборщица-француженка активно помогает полиции в расследовании преступлений да еще и умудряется распутать любое дело.