– На вашем месте я бы не изображала остроумие.
С наисерьезнейшим видом она открывает пакетик и достает из него синее стеклышко с зеленым уголком:
– Это я нашла под кроватью неделю назад. Вы его не заметили.
Должно быть, я все же унаследовала актерский дар тети Розальбы, потому что умудряюсь изобразить невозмутимость, подавляю приступ тошноты и отвечаю как ни в чем не бывало:
– Что это?
– Осколок лампы Тиффани, которую вы разбили и кое-как склеили снова.
– Понятия не имею, о чем речь. Ничего я не разбивала. У меня и ключа-то от спальни не было.
– Значит, шпилькой открыли.
Я в негодовании встряхиваю своим каре.
– Сроду не пользовалась шпильками!
Кларисса не удостаивает меня ответом и аккуратно закрывает пакетик. Пассия Всё Сложно, теперь уже бывшая, молчит: ждет, что я стану спрашивать, куда подевалась лампа и знает ли об этом Дамиано. Как же, еще чего. Я выбираю другую тактику и перехожу к атаке:
– Знать не знаю ни про какую лампу. Единственный раз, когда я ее видела, – это когда обнаружила камеру. В спальню я не заходила, она была заперта на ключ. Если кто и разбил лампу, так это ваш муж, когда вломился в квартиру, как настоящий грабитель.
Кларисса вспыхивает. Несмотря на все ее обиды, она возмущена, что я, жалкая прислуга, осмелилась что-то сказать о Раньеро.
– Не смейте так говорить! Мой муж не имеет к этому ни малейшего отношения.
– Я прекрасно знаю, что это он установил камеру. Он хочет заполучить булочные, потому и полез в квартиру. Наверное, он уронил лампу, когда ставил камеру, так что нечего сваливать все на меня.
Я стою, скрестив руки на груди и расставив ноги пошире, точно супергерой, пытающийся воспрепятствовать злу.
– Кто наговорил вам этих глупостей?
Я пожимаю плечами, надеясь, что потом Кларисса сложит два и два и размажет Федерико по стенке.
– Неважно.
– Так вы утверждаете, что лампу разбил мой муж? И он же забрал ее, починил и принес обратно?
– Именно так. Наверняка у него есть копия ключей.
Кларисса разражается неестественным нервным смехом:
– У вас богатая фантазия. Но я не сомневаюсь, что лампу разбили вы. Думаю, Дамиано будет того же мнения, когда я все ему расскажу.
Меня так и тянет попросить Клариссу, чтобы она ничего не говорила, но я вовремя понимаю, что это будет равнозначно признанию своей вины. Поэтому я пожимаю плечами и заявляю:
– Делайте что хотите.
– Я отнесла лампу к антиквару. Найдя осколок, я решила сначала убедиться в своих подозрениях. Попросила Дамиано одолжить мне ее для фоторепортажа, посвященного моей квартире, и забрала.
Интересно, где же она живет, раз ее квартире посвящают фоторепортажи, – уж не в королевском ли дворце?
– Как только у меня будут результаты экспертизы, я поговорю с Дамиано и предоставлю ему доказательства. Так что лучше вам во всем признаться.
Даже не надейся. Я никогда ни в чем не признавалась и сейчас не буду.
– Если лампу и правда разбили и сдали в починку, то в любом случае это была не я. – Я сверлю в Клариссу взглядом Беллатрисы Лестрейндж. – Я знать ничего не знаю. – Можете говорить Галанти что хотите. А я сообщу ему свою версию!
Кларисса разражается хохотом и мотает головой.
– Сколько же в вас наглости! – говорит она. – Лучше начинайте копить. Эта история встанет вам тысяч в двадцать евро, не меньше.
Мне хочется упасть в обморок, но вместо этого я встаю, давая понять, что наша дружеская беседа окончена. Кларисса следует моему примеру. Она берет чемодан с награбленным добром, кладет в карман пакетик с осколком и удаляется, не забыв попрощаться.
– Хорошего вечера.
– Кончайте уже со своей вежливостью, надоело, – бросаю я в ответ и захлопываю дверь за ее спиной.
Это хорошая финальная реплика, но, оставшись одна, я понимаю, что в моей жизни пришло время перемен. Хватит уже с меня этих подработок. Чтобы терпеть вечные поиски работы и отсутствие тринадцатой зарплаты, надо быть очень молодой и очень сильной. Мне вспоминаются все битвы с работодателями, которые я выдержала за последние годы.
Нет, я не давала собаке суфле из шпината, после которого ее рвало и поносило где ни попадя.
Нет, я не разрешала детям смотреть телевизор до полуночи.
Нет, я не проезжала на красный, я лишь чуть-чуть заехала за стоп-линию. И какая вообще разница – штраф все равно выписали на кинокомпанию.
Нет, я не разбивала блюдо для кускуса и не прятала осколки в комод под белье.
Нет, я не водила парней в пристройку.
Нет, я не объедала листья бамбука во дворе, с какой стати мне их объедать, я же все-таки не панда.
Мне скоро тридцать. Самое время поискать стабильную работу. С мрачной решимостью я понимаю, что придется устроиться в какой-нибудь лицей, заменять ушедших в декрет преподавательниц. Это ознаменует конец моей молодости.
27.
Неумолимый рок