Завтра ветер переменится

К счастью, судьба сама избавила меня от Федерико – видимо, в награду за все, что мне пришлось пережить. Я никак не могла придумать, как спрятаться от него на эти три дня. В последнее время мы видимся слишком часто, можно даже подумать, что мы постоянная пара, если не считать, что никуда не ходим вместе. В этом смысле я продолжаю гнуть свою линию: я не лезу в твою жизнь, а ты не лезь в мою. С трудом представляю Федерико, сидящего на скамейке у моста Россини с сантехником Пьетро, акушеркой Ванессой и Марией, зарабатывающей выгулом чужих собак. В остальном же мы обычная пара, так что я уже было думала закатить ему скандал и устроить сцену расставания, а в понедельник как-нибудь поправить дело.

Но тут вмешался рок, и Федерико объявил, что с пятницы по воскресенье будет в Портовенере на конгрессе, посвященном элитной недвижимости. Я пожелала ему завоевать первое место в списке лучших риелторов люксовой недвижимости Италии и с облегчением выдохнула.

И вот я стою на террасе, окончательно превратившейся в цветник, в ожидании этого несчастного спектакля. Калитка надежно закрыта, кошки крутятся у моих ног, а я разглядываю тюльпаны, растущие по периметру, красивые кусты, усыпанные голубыми и желтыми цветами, зелень, прущую буквально отовсюду, сорняки, которые проглядывают то тут, то там и которые Агата советует немедленно выполоть, потому что, если их запустить, они все заполонят.

Кстати, об Агате. Мы с нетерпением ждем, когда у нее начнутся месячные. Должны были сегодня, но уже семь вечера, а их нет как нет. Агата не слишком тревожится, ведь она не знает и никогда не узнает всей правды. Она постаралась выпытать у Пьетро, чего это он вдруг расхотел ребенка и не пытается ли он ее таким образом обдурить. А этот мерзавец отвратительно правдоподобно все отрицал. Божился, что это все только из любви. Что он понял, как эгоистично себя вел, и теперь хочет только сделать ее счастливой и позволить самой решать, когда зачинать ребенка и зачинать ли вообще. Что якобы осознал, как сильно ошибался, и что им хорошо и так, без этих вечно плачущих младенцев, пахнущих бог знает чем и улыбающихся беззубыми ртами. Ну что за негодяй!

Когда Агата сообщила ему, что сняла кольцо, а значит, есть шанс, что она могла забеременеть, Пьетро продолжил свой спектакль и уверил ее, что будет счастлив, если у них родится ребенок, но только в том случае, если Агата, свет всей его жизни, сама того захочет. И что ей, и только ей решать, рожать или не рожать. Жалкий лицемер. Он же отлично знает, что у Агаты ни на что живое рука не поднимается, даже на растение. Так что хочется верить, что все начнется вовремя и планы этого жалкого труса, которого я ошибочно считала своим другом, рухнут. По крайней мере, на этот раз.

Но сейчас не время думать ни об Агате, ни о растениях на террасе. Я готова делать свое дело – уже приходят первые зрители. И вот все они уже на месте. Это и не странно, двадцать человек – не так уж и много.

Квартира погружена во тьму, лишь места, где будут появляться тетя и Призрак, освещаются чем-то, что я, не зная точного термина, именую прожекторами. Наверняка у них есть какое-нибудь театральное название. Жюльен на коляске прячется в кухне, публика стоит у входной двери, я прижалась к двери в ванную и жду, как все обернется. Сама мысль о том, что мне придется провести на нервах три вечера подряд, представляется совершенно невыносимой, зато теперь я отлично понимаю, что испытывал тот парень из мифов, которого приковали к скале, и каждый вечер прилетал орел и клевал его печень, и та за ночь вырастала вновь, а на следующий день все повторялось – и так до скончания веков.

Меня, конечно, ждет другая участь, но не факт, что лучшая.

В темноте и полной тишине появляется тетя Розальба. На ней строгая бежевая юбка и бежевая кофта. На голове светлый парик, в руках зажата бежевая сумка. Она громким шепотом начинает свою речь. Несколько лет назад она просветила меня, что это называется «театральный шепот».

– Я пригласила его на ужин. Поняла, что это мой единственный шанс. Пригласить его, посмотреть ему в глаза, бросить ему вызов. Моему прошлому. Да. Не прошлому как таковому, а моему личному прошлому. Прошлое есть у каждого из нас, но оно меняется, как меняется направление ветра, который преображает наши с ним отношения. Ты…

Тетя указывает пальцем на одного из зрителей, выбранного отнюдь не случайно, – это один из ее учеников, Эмидио Сальтони.

– Ты… Возможно, ты бережно хранишь свое прошлое. Ты хочешь заставить его явиться вновь в ослепительно-ярких и струящихся одеждах? Ты цепляешься за прошлое?

Эмидио, предварительно получивший необходимые инструкции, отрицательно качает головой. Но тетя, естественно, не дает себя провести и продолжает обвинять, настаивая, что отношения Эмидио с прошлым не так просты, как ему кажется. Затем она переходит к следующей, на этот раз случайной, зрительнице. Та испуганно вжимается в стену.

– Ты ненавидишь свое прошлое! Я это знаю! Ты ненавидишь его за то, что оно унесло твою красоту и никогда ее не вернет!