Завтра, завтра, завтра

– Нет, – яростно затряс головой Сэм. – Она не мой друг. И никогда им не была. Она просто меня жалела.

Спустя несколько недель Сэди сама позвонила Сэму. Они не разговаривали вот уже два месяца, и поначалу он даже не узнал ее пронзительный и высокий голос.

– Ты придешь или как? Мой папа должен знать. Ты ничего не ответил.

– Не знаю, – замялся Сэм. – Возможно, я буду занят.

– А когда определишься, скажешь мне, ладно? Нам нужно знать, сколько еды заказывать и всякое такое.

– Хорошо.

– Сэм! Ты не сможешь дуться на меня вечно!

Сэм шваркнул трубку на рычаг.

Бон Чха, подслушав их разговор по параллельному телефону на кухне, на следующий же день отправила Гринам открытку, сообщив, что Сэм непременно придет на бат-мицву. Она купила внуку новые штаны защитного цвета, голубую рубашку из плотного шелка, хлопковый галстук в цветочек и мягкие кожаные мокасины. Все согласно инструкции, полученной ею от другого своего внука, Альберта, заверившего ее, что именно так наряжаются четырнадцатилетние мальчики, отправляясь на торжества. В утро бат-мицвы бабушка водрузила перед Сэмом ворох одежды и велела ему одеваться, чтобы не опоздать на праздник.

– Зачем ты это купила? – заверещал Сэм. – Я никуда не пойду!

– Но, Сэм, мальчик мой, я приготовила для Сэди сюрприз!

Бон Чха открыла подарочный пакетик и вынула из него нарисованный Сэмом лабиринт – дорогу от дома Сэма к дому Сэди. Бабушка расстаралась и поместила лабиринт в чудесную рамочку.

Сэм грохнул кулаком в стену.

– Как ты посмела? Почему ты вечно роешься в моих личных вещах? На кой черт Сэди эта убогая поделка?

– Это очень хороший рисунок, Сэм, – недовольно поджала губы Бон Чха. – И ты нарисовал его для Сэди, я права? Уверена, Сэди он очень понравится.

Сэм выхватил у нее лабиринт, занес над головой руку, намереваясь разбить рамку об пол, но образумился и поставил картинку на стол. Отвернулся и заковылял вверх по лестнице к себе в комнату – он уже и не помнил, что когда-то носился по ней, перемахивая через ступеньки. Зашел в спальню и в сердцах хлопнул дверью.

Не успел он выдохнуть, как в дверь постучали.

– Твоя бабушка просто хотела помочь, – виновато потупился Дон Хён. – Она переживает за тебя.

– Я не пойду, – упрямо повторил Сэм. – Пожалуйста, деда, не заставляй меня к ней идти!

Он еле-еле сдерживался, чтобы не разреветься.

– Но почему?

– Не знаю.

Сэм стыдливо покраснел. Как можно признаться Дон Хёну, что человек, которого ты считал своим единственным другом, был тебе вовсе не друг.

– Мне кажется, твоей бабушке не стоило так поступать, – вздохнул Дон Хён, – но прошлого не воротишь. Что сделано, то сделано. Да и Сэди огорчится, если ты не придешь.

– Ничего она не огорчится. Они закатят пир на весь мир. Там соберутся все ее богатые друзья и богатые друзья ее родителей. Она даже не заметит моего отсутствия.

– А мне кажется – заметит.

Сэм помотал головой.

– У меня нога болит, – застонал он. Он не привык жаловаться на постоянную, глодавшую его изнутри боль, но понимал, что, стоит упомянуть о ней Дон Хёну, и тот сразу перестанет на него наседать. – Болит не переставая. Я просто не могу идти, деда.

Дон Хён сочувственно кивнул.

– Тогда, если ты, конечно, не возражаешь, я отвезу Сэди подарок, который вы приготовили с бабушкой. Думаю, он ей понравится.

– Держи карман шире! Ее родители в состоянии купить ей все, что она попросит. С чего вдруг ей понравятся мои детские каляки-маляки на обратной стороне конверта? – негодующе вскипел Сэм.

– А с того, – назидательно произнес Дон Хён, – что ее родители в состоянии купить ей все, что она попросит.

То – что Любовь – это все
БУМ
Вот все – что мы знаем о ней
БУМ

Сэм прицелился, чтобы запулить чернилами в строку «И довольно!» – когда в комнату ворвался Маркс и спросил, не хочет ли он перекусить.

– Что это? – изумился Маркс, тыча пальцем в экран.

– Еще одна игрушка моего друга. Не такая интересная, как «Тебе решать», но довольно забавная.

Маркс присел рядом с Сэмом, и Сэм пододвинул к нему клавиатуру – играй.

Навстречу
БУМ
смерти
БУМ
добрый дух

Маркс выбрал неверную строку, и это стоило ему игровой жизни: экран заволокла жирная клякса.

– Это самая жестокая и самая поэтическая игра, которую я когда-либо видел! – воскликнул он.

– Ты знаешь еще какие-то поэтические игры?

– Ну, честно говоря, нет. А твой друг – башковитый. Но очень уж чудной.

Оба они – и Сэм, и Маркс Ватанабэ – родились в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году и были на год старше всех своих одногруппников. Маркс пропустил год потому, что работал в инвестиционной компании отца, Сэм – потому что провалялся в больнице. Двух более несхожих людей надо было еще поискать, и наверняка на первом курсе их поселили вместе только из-за совпавшего года рождения.