Завтрашние заботы

И между этих криков – нервный, радостный лай рыжего Айка, который прыгал и носился по «Седьмому» от носа до кормы. Псу передалось возбуждение людей, их громкая радость встречи. И только тогда, когда Айк взбирался по трапам или спускался по ним, лай умолкал – на крутых трапах не до лая.

Суда сближались. Со скрипом зашевелились между бортами небольшие льдинки.

– Готовь носовой! – приказал Вольнов, отрабатывая задним ходом.

Корму сейнера относило вправо, но Вольнов медлил обернуться. Он знал, что встретит взгляд Якова. Он знал, что Яков сейчас стоит на мостике своего сейнера ссутулясь, курит и насмешливо смотрит на швартовку. Вольнов на несколько секунд позже застопорил машину. И поэтому суда глухо стукнулись кормами. Если б не лед, сжавшийся между бортами, все могло кончиться хуже.

Матросы крепили швартовы. А капитаны стояли и молчали на своих, таких близких сейчас мостиках. Они даже не поздоровались.

– Слушай, – наконец сказал Левин, опуская воротник тулупа. – Во-первых, я по тебе еще не соскучился. А во-вторых, когда подходишь к чужому судну, надо спрашивать разрешения у капитана… вот так…

Все до этого «вот так» было сказано холодно и отчужденно, а в «вот так» проскользнула какая-то примирительная, другая интонация. Быть может, она появилась потому, что в этот момент рыжий Айк забрался на мостик к Левину и укусил капитана «Седьмого» за валенок. Когда маленький зверюга, свирепо и ласково рыча, хватает тебя за валенок, голос хозяина может потеплеть.

– Отправляйся на камбуз, – сказал Левин Айку. – А ты, Вольнов, прикажи боцману мягкий кранец на угол сейнеровой площадки повесить, – добавил он равнодушно и спокойно.

– 5 -

Когда спустилась ночь и льды стали пепельными, Вольнов, приказав включить огни и выставить вахтенных на носу и корме сейнера, ушел вниз поужинать. Он не успел еще раздеться, как старпом принес радиограмму флагмана. Она была тревожной: «Ожидается усиление нордового ветра до пяти баллов. Ожидается подход третьего ледокола „Анастас Микоян“. Суда каравана будут выводиться из ледовой перемычки поотрядно. В порядке номеров отрядов. Выводку будем производить, несмотря на темное время. Всем капитанам принять максимум мер предосторожности. В случае тяжелых аварий экипажам выходить на лед».

Вольнов стащил сапоги и босым сел к столу в кубрике. У него опухли от долгого стояния на мостике ноги. Очень хотелось спать. Особенно здесь, в тепле и духоте маленького треугольного кубрика. Докрасна раскаленная печурка гудела густым и жирным угольным пламенем. По запотевшей краске на бортах стекали капли. Храпели на койках подвахтенные. Кок, белобрысый, тощий, костлявый, вяло пробовал острить. В алюминиевой миске стыл макаронный суп с разводьями красного, томатного масла. Механик сидел за столом и молчал, то и дело потирая левый бок ладонью; хмурясь, слушал, как скребет за тонким бортом лед.

– Вам нездоровится, Григорий Арсеньевич? – спросил Вольнов.

– Нет, капитан.

– А не врете?

– Нет, Глеб.

– Устали?

– Да. Двигатель меня беспокоит.

– А клык ваш как, не болит больше?

– Я его вырвал, капитан. Кок засмеялся.

– Дед свой клык теперь на шнурке на шее вместо креста носит, – сказал он. – Что ж вы суп не кушаете, Глеб Иванович?

– Не лезет твой суп в глотку. Свари банку сгущенки, а пока убери со стола, – сказал Вольнов и на миг прикрыл глаза. И сразу замелькали перед ним ледяные блины, и шуга, и несяки, и торосы, и все вообще виды льдин в арктических морях.

Через люк кубрика глухо доносился с «Седьмого» лай Айка.

– А я, капитан, наверное, умру уже скоро, – сказал механик.

– Чего это вы? Повеселее не нашли темы?

– Смерть есть смерть, – сказал механик. Он сказал это очень спокойно. – На смерть глаза не закроешь. Она тебе их закроет… А когда Александр помирал, он о ней и не думал?

– Конечно, не думал.

– Уши вянут слушать ваш разговор, – сказал кок, обращаясь к Григорию Арсеньевичу. – С чего это вы в деревянный бушлат собрались?

Кок протирал сальный стол тряпкой, поливая под нее теплый чай из огромного судового чайника.

– Александр лет в восемь научился в шахматы играть, – сказал Григорий Арсеньевич. – Способный был парень.

– Меня он обыгрывал, – соврал Вольнов. Он всегда выигрывая у Сашки.

– Второй помощник с «Вытегры», когда мы в Австрии в Сыехаузе сидели в лагерях, сделал из глины фигуры. Тогда и я научился. Мы все-таки лучше других жили, лучше пленных: под защитой права международного, – сказал Григорий Арсеньевич.

– Как будто пленные не под защитой права… Пленные тоже по закону под защитой быть должны, – буркнул кок.

За бортом гулко лопнула льдина, и сейнер покачнулся. Вольнов потянулся к сапогам.

– Не надо. Не вставай, – сказал механик. – Помощник хоть и молодой, но дело знает.

– Вы правы, – согласился Вольнов. – Ложитесь вздремнуть. Я разбужу, если что. Наша очередь двигаться после первого отряда. Раньше середины ночи не тронемся.

Механик долго думал о том, спать ему или нет. Потом сказал: