Карен Армстронг, религиевед и известная писательница[10]
, отмечает в своей книге «Битва за Бога», что «в 1980 году рабби Израэль Гесс опубликовал в официальном издании университета Бар-Илан статью под названием «Геноцид: заповедь Торы». В этой статье он заявляет, что палестинцы, по отношению к израильтянам — то же самое, что тьма по отношению к свету, и они заслуживают той же судьбы, которая постигла соратников Амалика».И что же это за судьба?
Читаем Первую книгу Царств 15: 2–3:
Да ты привёл прекрасные свидетельства того, как религиозные учения влияют и на нерелигиозных членов общества — вплоть до того, что им приходится идти на войну.
Однако, вернёмся к последнему примеру.
Вы свято верите, что у вас нет выбора, что вы должны непременно поддерживать своё правительство во время войны, — даже если вы не одобряли эту войну, когда ваши лидеры её планировали.
То есть, вы думаете, что обязаны поддерживать эту войну, поскольку
Самое грустное, что именно из-за недостатка инакомыслия человечество может предпринимать подобные саморазрушительные действия. И люди, не способные на инакомыслие, этого не понимают…
…или понимают, но предпочитают игнорировать.
Но, если человечеству предстоит изменить свои самые священные верования и если, как ты говоришь, многие из этих верований принесены в культуру религиями, значит, нет необходимости ставить под сомнение Самого Бога?
Многим религиям будет на руку, если люди станут думать именно так. Тогда они смогут назвать соответствующие виды поведения непозволительными и повесить на них ярлык «ересь».
Что, в некоторых странах и культурах, карается смертью.
Точно.
Итак, люди верят, что им не следует ставить под сомнение Бога. Люди верят, что им не следует ставить под сомнение свои верования. И, возможно, это — самое сильное их верование.
Знаешь, что? Люди верят, будто обязаны верить в то, во что они верят,
Хорошо сказано. И это кредо многих: не ставь под сомнение свои верования и преследуй всякого, кто попытается поставить их под сомнение.
Но, не пора ли нам заявить, что король голый?
Когда мы, наконец, признаем, что верим в необычайно противоречивого Бога?