Завтрашний Ветер. Луна-и-Звезда [СИ]

— Нашу обитель — Холамаян — не зря называют потаенной, в нее можно попасть лишь на рассвете и на закате, — высоким красивым голосом пояснила она и легко запрыгала по ступенькам, оставляя на сером камне влажные следы босых ног. Аррайда поспешила за ней. Каменные ступени иногда раскачивались, травы хлестко лупили по коленям, осыпали желтой пыльцой.

Лестница перешла в каменистую тропу и уткнулась в откос с утопленной в нем резной каменной дверью. Монахиня дернула торчащую веревку, где-то в недрах горы басовито загудел колокол, и дверь отъехала. Из отвора резко пахнуло цвилью и холодом. Аррайда, пригнувшись у низкой притолоки, вошла вслед за монахиней, за спиной скрежетнуло, и на мгновение сделалось темно. Розовая полоса света забрезжила впереди, как избавление.

— Свет Хозяйки зари, оказавшей нам свое покровительство в этом храме и оберегающей нас от псов рыкающих, идущих по следу, — торжественно произнесла данмерка, сыпанув перед собой горсть искристой пыльцы.

— Но… а…

— Госпожа Азура — не просто даэдра, она одна из Предтеч, не враждебных людям и указующих дорогу к свету истинной веры, — монахиня откинула капюшон и улыбнулась. — Прости, я не буду сейчас говорить с тобой о вере. Тебе нужно отдохнуть с дороги, умыться и поесть. Тобой займется Натлика. А я сообщу отцу настоятелю и госпоже Мехре о твоем прибытии. Можешь ходить где угодно и заниматься, чем пожелаешь. За тобой придут.

Монахиня подвела Аррайду к двери в келью и бодро зашлепала прочь по коридору. Над ней полетел наполненный мотыльками стеклянный розовый шар. А наемнице выскочила навстречу растрепанная девочка, сдувающая лезущие в рот темно-рыжие волосы. Алые глаза юной данмерки сверкали любопытством. Она отступила задом, позволив гостье войти в покой, вырубленный в скале и освещенный солнцем через трещину в своде. Искрились слюдяными чешуйками серые, без украшений стены. Топчан с тощим сенником и парой подушек был застлан грубым волосяным одеялом. Ярко выделялись лишь кувшин и таз для умывания да «Утешение в молитве» — багряный увесистый том на консоли рядом с постелью.

Натлика потеребила передник:

— Умыться желаете? Мы обычно купаемся в море, а воду берем в ручье наверху, она ледяная. Но я могу сбегать на кухню за кипятком.

Аррайда покачала головой. Сбросила броню, стеганку, рубаху. Наклонившись над тазом, с наслаждением подставила под холодные струи из кувшина шею и плечи.

— А когда ранят — больно? — спросила девочка-данмерка, разглядывая шрамы. — Если придется страдать за веру, я смогу терпеть?

— Лучше не надо.

Наемница с фырканьем и плеском умыла лицо и наклонилась за мылом, «убежавшим» под табурет, вспомнив жгучее, терновое — то, что подала ей данмерка-служанка в бане у Арилля. Ох, и глупая она тогда была…

— Я серьезно, — протянула Натлика, — а вы смеетесь.

— Я не с тебя.

Девочка зарделась, протянула грубо тканое полотенце. Затем, когда Аррайда вытерлась, подала чистое белье и коричневый, как у встречавшей монахини, балахон.

— Вот. Тут доспехи не нужны. Можете в келье оставить, мы чужого не берем.

— Спасибо.

Натлика сняла салфетку с подноса — кувшин с гуарьим молоком, вяленая скрибятина поверх миски с рассыпчатым рисом, рядом деревянный кубок, ложка и ломоть серого хлеба.

— Позавтракаешь со мной?

Девочка закрутила головой так, что взметнулись темно-рыжие пряди.

— Не, спасибо. Ешьте и отдыхайте. А то пройдите в библиотеку, два поворота направо, да вам любой покажет. А я простирну пока, — она похватала сброшенную Аррайдой одежду, кинула в корзинку и сбежала вместе с ней, звонко шлепая по камням босыми ступнями. Наемница хмыкнула: похоже, тут все предпочитают ходить босиком. Ну, все, кого она встретила.

От еды Аррайду разморило, она решила отложить знакомство с обителью на потом, растянулась на жесткой постели и закрыла глаза. Ей казалось, она проспала не больше минуты, но полоса солнечного света успела изрядно сдвинуться и, точно теплыми пальцами, гладила лицо. Наемница заморгала и села. В келье она была не одна.

Данмер в коричневой рясе глядел на нее; лицо, спрятанное в тени капюшона, было практически неразличимо, только светилилсь углями задумчивые, усталые глаза.

— Я разбудил тебя? Прости.

Он шевельнулся, повеяло легким запахом мускуса и канета.

— Я — Гильвас Барело, настоятель Холамаяна. Мне хотелось посмотреть на тебя. Когда человек спит — он не притворяется. А я… должен знать, кому доверю оружие.

Аррайда сердито подобрала ноги и обхватила руками колени.

— Я пришла за утраченными пророчествами!

Гильвас тепло улыбнулся.

— А ты разве никогда не задумывалась, девушка, что словом можно искалечить или даже убить? Что по слову начинаются войны и воздвигаются города? И, в конце концов, — теперь улыбались не только губы, но и глаза, — что есть заклинание, как не слово, отпирающее силу?

Настоятель мягко кивнул.