Заземелье

— Не пытайся перейти мне дорогу, — в голосе Розы прозвучала явная угроза. — Поверь мне, если тебя найдут мертвой в постели, то убиваться никто не станет, быстро забудут.

Да я, если бы даже захотела, не смогла бы этого сделать. Где я и где она? Мало того, что внешне проигрываю Розе, так еще и статус у меня почти преступницы. Хотя, почему почти? Для них я и есть преступница. Но размусоливать эту тему, как сама, так и с Розой я не планировала. А вот другая мысль внезапно пришла в голову.

— Слушай, если ты так боишься, что я могу помешать тебе быть любимой игрушкой Филиппа, помоги мне сбежать отсюда.

Намеренно сделала ударение на слове «игрушка», захотелось уколоть ее, унизить. Но Роза даже виду не подала, лишь усмехнулась.

— А зачем мне это? Не считаешь, что я получу гораздо большее удовольствие от созерцания твоего медленного угасания? Как ты будешь слабеть с каждым днем, становиться похожей на тень?

— Вот оно что? — все равно я недоумевала, за что она так ненавидит меня. Сердце Филиппа я у нее не похищала, внешне сильно ей проигрывала. Своеобразный комплекс неполноценности? — Боюсь этого удовольствия я тебе не доставлю, — пробормотала я скорее себе, нежели ей.

— Что ты сказала? В каком смысле?

Первый раз видела следы растерянности на этом красивом лице. Вот оно что? Филипп не посвятил ее в дальнейшие планы, касаемо меня. А ограниченный ум Розы моментально сделал выводы, что если меня не пустят на опыты, то значит повысят в положении, и я стану особой приближенной. Догадка эта даже рассмешила, да и Роза сейчас выглядела глупее некуда, что сразу сводило на нет весь ее внешний лоск.

Но переубеждать ее я не стала. Вместо этого сказала, вложив в голос всю грубость, на которую только была способна:

— А не пойти-ка тебе куда подальше, сучка ты драная!

Я была так зла на эту красивую стерву, что меня аж колотило от собственной ярости. Я даже подалась вперед, когда увидела, как она побледнела. Ни разу в жизни не дралась, даже в школе, хоть и видела, как это делают другие девчонки. Но сейчас готова была постоять за себя. И не потому что пыталась кого-то у нее отбить, а потому, что она меня бесила. Ее гнилая сущность выводила меня из себя. Она сейчас являлась для меня воплощений всей той порочности и беспринципности, что царила в этом богом забытом мире. Мне казалось, что расцарапай я морду ей, нанесу брешь всему их обществу.

Наверное, мое лицо выражало что-то такое, что Роза отпрянула, вскочила с кровати и попятилась от меня. А я еще и кулаки сжала для пущей убедительности.

— Ты еще пожалеешь, — прошипела она, как змея, у которой вырвали жало.

— Это мы еще посмотрим, — не менее храбро отозвалась я, хоть пыл мой и начал уже спадать. Держалась из последних сил.

— Ты тут совершенно одна, и защитить тебя некому.

— Но и не тебе вершить мою судьбу, — с новым вызовом выкрикнула я. — Убирайся! И не смей больше переступать порог моей комнаты!

Когда за Розой закрылась дверь, еще какое-то время я чувствовала себя победительницей. Но очень быстро эмоции угасли и на смену им пришло отчаяние. Она права! Я совершенно одинока в этом мире. Где-то на поверхности живет Агата, но она не сможет мне помочь, пока я здесь. Ей не под силу проникнуть в колонию. Знание, что у них тут есть движение сопротивления, меня тоже слабо успокаивало. Если бы я могла хотя бы примкнуть к ним. Но я пленница. Сижу в золотой клетке, под надзором самого прекрасного стража на свете. Да и сколько продлится мое роскошное заточении, я тоже не знала. Догадывалась только, что недолго. Да и со слов Филиппа так выходило. Даже с Алексеем мне не дали пообщаться, словно чувствовали, что нас связывают более теплые, нежели врача с пациенткой, отношения. Хотя, что касается Алексея, у меня тоже были веские основания сомневаться в его искренности. Вспоминая те моменты, когда я что-то чувствовала во время нахождения в больнице, я пришла к выводу, что Алексей вполне успешно и безнаказанно пользовался моей беспомощностью. Все эти липкие поцелуи и прикосновения… Не привиделись же они мне. Сон не несет в себе правдоподобности. А я все прекрасно чувствовала, только отреагировать не могла. И больше некому было так себя вести. Так что, пожалуй, Алексей мне тоже никакой не друг, а один из озабоченных самцов этой стаи. Возможно более дружелюбный и ласковый, но не менее озабоченный.

Остаток ночи я провела без сна. Когда зашел Филипп, чтобы пригласить меня на завтрак, чувствовала я себя отвратительно. Глаза слипались, а телом завладела слабость. Кроме того, стоило мне его увидеть, как перед мысленным взором всплыла картинка их с Розой оргии. Сразу же стало так противно, что я не сдержалась, скривилась и отвернулась.

— Что-то случилось? Тебя кто-то обидел? — поспешил спросить он.

Надо же! Какая предупредительность.

— Нет что ты! Все прекрасно! За исключением одного — как сильно я вас всех ненавижу! — выпалила я и только потом задумалась о последствиях.

Но Филипп на мою тираду, можно сказать, отреагировал никак.