Заземление

От меня неуклонно требовали признания в шпионаже, но в ответ я только просил указать, в пользу какого государства я шпионил. На это ответить, конечно, не могли. Допрос конвейером продолжался тринадцать суток, и не раз меня водили под водопроводный кран, из которого обливали мою голову холодной водой. Не видя конца этому допросу, я надумал напугать чекистов. Потребовал вызвать начальника Секретного отдела и, когда он пришел, сказал, что подпишу все, что они хотят, кроме разве покушения на убийство Сталина. Заявил о прекращении голодовки и просил прислать мне обед.

Я предполагал перерезать себе височную артерию, приставив к виску нож и крепко ударив по спинке его. Для остановки кровотечения нужно было бы перевязать височную артерию, что невыполнимо в условиях ГПУ, и меня пришлось бы отвезти в больницу или хирургическую клинику. Это вызвало бы большой скандал.

Очередной чекист сидел на другом конце стола. Когда принесли обед, я незаметно ощупал тупое лезвие столового ножа и убедился, что височной артерии перерезать им не удастся. Тогда я вскочил и, быстро отбежав на середину комнаты, начал пилить себе горло ножом. Но и кожу разрезать не смог.

Чекист, как кошка, бросился на меня, вырвал нож и ударил кулаком в грудь. Меня отвели в другую комнату и предложили поспать на голом столе с пачкой газет под головой вместо подушки. Несмотря на пережитое тяжкое потрясение, я все-таки заснул и не помню, долго ли спал.

Меня уже ожидал начальник Секретного отдела, чтобы я подписал сочиненную им ложь о моем шпионаже. Я только посмеялся над этим требованием.

Он посмеялся…

Савл понимал, что перед ним враг еще куда похуже Вишневецкого, что именно такие одержимые и стоят на пути человечества к мирному заземлению, но ничего не мог с собой поделать, — он испытывал… Даже не восторг — трепет, преклонение перед величием человека, сказал бы он, если бы уже много лет назад настрого не запретил себе пафос.

А театральных жестов он и с юности терпеть не мог. Иначе, смех сказать… Иначе бы он преклонил колени перед этим чертовым святителем.

Да, только эти сверхчеловеки и усвоили суть христианства: служить тем, кто недостоин твоего чиха. Вишневецкий, пока его не отлучили от экрана, открыто называл нынешнее религиозное возрождение подъемом иждивенчества: в религии-де есть и утешительная, и требовательная сторона, и почти все неофиты ринулись за утешительной, ринулись получать, а не отдавать. А уголовники в Боге нашли чуть ли даже не покровителя, они никогда не спрашивают, как им отказаться от своих мерзостей, но только, как их отмолить. Да и бизнесмены недалеко от них ушли, главный вопрос: сколько нужно пожертвовать на церковь, чтобы она тебя отмолила.

Вишневецкий, конечно, весьма крутой мужик, но этот епископ…

Буквально дух перехватывает.

Еще и глаза с чего-то пощипывает, заметил он и с изумлением понял, что у него в глазах стоят слезы. Не слезы сострадания, сострадать можно тому, кто похож на тебя, а этот титан, по чьей судьбе он только что пробежался, явно не был человеком, это было существо какой-то иной породы. Нет, это были слезы восторга. И уж, конечно, не перед телом святителя, оно бы после первого же выстрела сбежало, куда глаза глядят.

До чего, однако, нервы развинтились, уж очень день был безумный…