Зазеркалье Петербурга. Путешествие в историю

Весь Ленинград: адресная и справочная книга. Л., 1935.

Гиндикин С.Г. Рассказы о физиках и математиках. 3-е изд., расш. М., 2001.

Ленинград. Краткая адресно-справочная книга. Л., 1973.

Пекарский П.П. История Императорской академии наук в Петербурге. Т. 1. СПб., 1870.

Пикуль В. Фаворит: роман-хроника времен Екатерины II: в 2 т. Л., 1985.

Робен Адриан // РБС. Т. 16. СПб., 1913.

Справочная книга о лицах, получивших на 1867 год купеческие свидетельства по 1 и 2 гильдиям / [сост. И.А. Глазов]. СПб., 1867.

Фрейман Л.С. Творцы высшей математики. М., 1968.

Эйлер Леонард // БСЭ. Т. 29.

Доходный дом Акционерного общества «Строитель» (1910 г., архитектор В.В. Шауб; Гангутская ул., 16)

«В домашнем укладе Судейкиных во всем чувствовалось ее влияние. В квартире на окнах висели кисейные занавесочки с едва заметными горошинками. Это вкус Олечки. Качалась клетка с канарейкой. Это ее любовь к птицам. На булях, столиках из красного дерева стояло множество расписных с позолотой чайников, чашек и пасторальных статуэток из гарднеровского и поповского фарфора»[106].

Именно в этом доме, в символической для «Серебряного века» архитектуре модерна, в артистической квартире художника Сергея и танцовщицы Ольги Судейкиных, среди птичьих клеток и кисейных занавесок, всего за пару лет в 1913–1915 годах развернулось сразу несколько драм – не привычных им театральных, а горьких и реальных.

Гангутская улица, 16

Жили они в этом доме не одни, а с другом семьи, поэтом Михаилом Кузминым. Другой поэт, 20-летний восторженный юноша Всеволод Князев, часто заходил в гости для совместной работы со старшими товарищами над сборником стихов. С 40-летним Кузминым у него были накаленные отношения – в прошлом их связывал двухлетний роман, закончившийся по инициативе Кузмина формальным, но не эмоциональным разрывом.

Князев

:Я говорю тебе: «В разлуке
Ты будешь так же близок мне.
Тобой целованные руки
Сожгу, захочешь, на огне»[107].

Кузмин

:«Пожаром жги и морем мой,
Ты поцелуев смыть не сможешь,
И никогда не уничтожишь
Сознанья, что в веках ты – мой»[108].

Со всей наивностью и безрассудством, на которые способен гусарский корнет, впервые повстречавший роковую музу, в этом доме Князев страстно влюбился в обольстительную Ольгу, которая охотно принимала его знаки внимания не только из кокетства, но и чтобы насолить другу-врагу Кузмину, с которым она давно соперничала за внимание своего мужа, любившего их обоих.

Вот я лечу к волшебным далям,
И пусть она одна мечта —
Я припадал к ее сандалиям,
Я целовал ее уста![109]

Осознание, что за легкомысленной взаимностью Ольги кроется не искреннее чувство, а нравы той богемной среды, где она всегда оставалась в эпицентре клубка обожания, восхищения, интриг, измен, любовных многоугольников, пришло быстро. После выяснения отношений с обоими любовниками, разбившими его сердце, Князев выстрелил себе в грудь из браунинга.

Любовь прошла – и стали ясны
И близки смертные черты…
Но вечно в верном сердце страстны
Все о тебе одной мечты![110]

После самоубийства корнета пришел черед следующей драмы. Как-то, будучи дома одна, Ольга нашла дневник жившего с ними Кузмина и, не удержавшись, прочла его. Несмотря на всю свободу царивших в их семье нравов да и на давний кризис ее отношений с мужем, Ольга была ошеломлена, узнав из дневника, что все эти годы Сергей и Михаил поддерживали любовную связь, начавшуюся еще до брака Судейкиных, скрываясь от нее в их совместной квартире здесь, в этом доме.

«Дома я читал дневник и стихи; потом стали нежны, потом потушили свечи, постель была сделана; было опять долгое путешествие с несказанной радостью, горечью, обидами, прелестью. Потом мы ели котлеты и пили воду с вареньем»[111].

Кузмина выставили из этого дома, но семейное счастье Судейкиных было уже невозможно. Сергей полюбил актрису Веру Шиллинг (позже она станет Верой Судейкиной, а затем – Верой Стравинской), а Ольга – композитора Артура Лурье, которого вскоре будет делить с лучшей подругой Анной Ахматовой.

Вот так одной смертью и расставанием всех со всеми, закончилась жизнь артистического кружка Судейкиных в этом доме.

Как люди искусства, все они отразили переломные годы, проведенные здесь, в своих работах. В картинах, в поэмах, в дневниках. Не только участники, но и свидетели событий не остались в стороне. Анна Ахматова описала застрелившегося корнета, «Путаницу-Психею» Ольгу и жестокого «сатану» Кузмина в «Поэме без героя».