Читаем Зазеркалье Петербурга. Путешествие в историю полностью

Зазеркалье Петербурга. Путешествие в историю

Доходный дом Трусевича
(1912 г., архитектор А.А. Оль; Аптекарский пр., 6 / ул. Профессора Попова, 4)[142]

«Наша квартира на Песочной, на пятом этаже, – высокая, светлая, полупустая.

Только книжные полки и тарелки на стенах в изобилии. Неувядаемые елисаветинские и екатерининские розы, николаевский, синий с золотом орнамент. Серо-белый фаянс. Хрупкое хозяйство. Куда с ним сейчас?!

Окна спальни и балкон выходят на Ботанический сад…

С балкона хорошо видна громадная пальмовая оранжерея, вся из стекла. Зеленые газоны, аллеи… Народу в саду мало. Я еще не была там ни разу. Пойдем в воскресенье»[143].

В этом доме 26 августа 1941 года встречала свою первую ленинградскую осень 50-летняя поэтесса Вера Инбер. Вслед за мужем, назначенным директором находившегося неподалеку отсюда Медицинского института, Вера согласилась отправиться в осаждаемый город, из которого впору было эвакуироваться, а не наоборот. Именно этот вид на Ботанический сад открывался ей с балкона.

Аптекарский проспект, 6 / улица Профессора Попова, 4

Два дня назад, сойдя с едва ли не последнего поезда, прибывшего в Ленинград, изящная Вера в кокетливой шляпке, вдохновленная красотой величественного города и возбужденная опасностью своего путешествия, пришла вставать на учет, как новая жительница Ленинграда и этого дома.

«Здравствуйте! Я – Вера Инбер, – жизнерадостно произнесла она и протопала через комнату на высоких, звонких каблучках, – …мы с мужем переехали жить в Ленинград. Не знаю, надолго ли, но, по крайней мере, до весны.

Все онемели от удивления. Что это, святое неведение? Фашистские армии обложили город… Видимо, это все надо сообщить беспечной поэтессе?..

– Все знаю… Но мужу предоставили выбор – начальником госпиталя в Архангельск или в Ленинград… Дочка с внуком эвакуирована, а мне, поэту, во время войны нужно быть в центре событий. В Ленинграде, конечно, будет гораздо интересней… Во-первых, я верю, что Ленинград не отдадут, а во-вторых… Ну, мы ведь не молодые, пожили, а спасаться в тыл как-то стыдно»[144].

Так в этом доме поселилась поэтесса, все 900 дней блокады поднимавшая дух ленинградцев, читая свои стихи на радио, на заводах, в бомбоубежищах. Кстати, архитектор дома – Оль, построивший и дом, где жила Ольга Берггольц, другая легенда блокадной поэзии.

Едва обосновавшись в квартире, Инбер увидела с балкона одну из главных катастроф в истории осажденного Ленинграда – потерю нескольких тонн жизненно важного для города продовольствия: «Дома долго стояли на балконе, все глядели на горящие Бадаевские склады. В одиннадцать легли спать. В два часа ночи пришлось первый раз… спуститься в убежище»[145].

Через полгода, стоя, возможно, на том же балконе, Вера прочитает письмо дочери, сообщающее о смерти 10-месяч-ного внука. Пряча в стол его погремушку, поэтесса будет винить в трагедии свой переезд в Ленинград: «Это трудно – всегда быть натянутой, но это нужно… От этого зависит все. И работа, и успех, и оправдание жизни в Ленинграде. А мне нужно это оправдание. Я ведь заплатила за Ленинград жизнью Жанниного ребенка. Это я твердо знаю»[146].

Вера переживет не только внука, но и дочь, и мужа. Несмотря на родственные связи с Троцким, она не станет «врагом народа», напротив, будет предана власти и ненавидима за это литературным миром. Травлю Пастернака, Ахматовой, Бродского «комиссарше Инбер» никогда не простят даже за прекрасные блокадные стихи – последние вещи, сделанные Верой от души, а не по велению партии.

Балкона Веры Инбер, с которого она наблюдала за жизнью осажденного города, больше нет. Все балконы срезали в 1960-е годы для установки вентиляционных труб, опутавших весь дом, не считаясь с архитектурной ценностью. Объяснение установке труб простое – сразу после революции часть помещений дома отдали Химико-фармацевтическому институту, который существует здесь до сих пор. Как это часто бывало в то время, никого не волновало, подходит ли помещение под деятельность нового владельца, поэтому классы для опытов и общежития химиков находились прямо за стенкой квартир Веры Инбер и других жильцов и полвека работали без системы вентиляции.