Зазеркалье. Записки психиатра

Тяжело вздохнув, она последовала за мучителем, поднялась по узенькой лестнице на плоскую крышу дома и… остановилась в изумлении. В дымке солнечного утра на нее смотрел Сфинкс. Глаза в глаза. Внимательно и строго. Будто спрашивал: «Кто ты и зачем здесь?» Ответа у нее не было. Профессия и тема монографии Сфинкса явно не интересовали. Прямо за знаменитым стражем виднелись пирамиды, верхушки которых уже были освещены первыми солнечными лучами. Чудо света. Единственное, оставшееся из семи. Казалось, к пирамидам можно прикоснуться рукой, и тогда прошлое непременно оживет на кончиках пальцев, потому что и сам дом Гуды как будто стоит на границе между настоящим и прошлым и они вглядываются друг в друга. Распахнутое пространство плато дарило головокружительное состояние полета.

«Просто от голода голова кружится», – сказала она себе, заметив быстрый взгляд Онуфриенко, и потерла глаза, чтобы смахнуть пелену сентиментальности.

Онуфриенко же расстелил два небольших коврика, поставил между ними курительницу с палочками, чиркнул зажигалкой, дождавшись, когда ленивые сладковатые струйки потянутся вверх, уселся на коврик и указал Александре на другой.

– Располагайтесь-располагайтесь, – поторопил он. – Получите удовольствие. Только обязательно лицом к солнцу.

«Хоть позагораю», – подумала она и принялась устраиваться, размышляя о добровольном «аутизме», впасть в состояние которого ее настойчиво приглашают. А чем же еще может быть медитация – вхождение в состояние погруженности в себя и пребывания в своем собственном внутреннем мире, когда слова и события, происходящие вокруг, или не доходят до сознания вовсе, или приобретают особое символическое значение? Опустилась на коврик с мыслями о том, что если от чего-то нельзя отказаться, то надо хотя бы устроиться покомфортнее. А удержаться от смеха поможет чувство голода. Наконец Александра села, скрестив ноги.

– Мне так неудобно, – буркнула она. – А лежа медитировать разве нельзя? – покосилась на Онуфриенко, который наблюдал за ней с нескрываемым интересом.

– Можно, – сказал тот обнадеживающим тоном, – но для начала попробуем сидя.

– И что теперь? – спросила она, скопировав его позу и так же, как он, положив руки на колени ладонями вверх.

– Теперь? – В голосе Онуфриенко послышалось удивление. – Будем медитировать. Неужели вы действительно никогда этого не делали? – спросил так, что другой бы на ее месте стало стыдно за бессмысленно прожитые годы.

Александра с сокрушенным видом помотала головой, хотя угрызений совести не испытывала. Причем совсем.

– Та-ак, – Онуфриенко смотрел на нее с недоверием. – Сейчас, значится, будем погружаться в себя. Для этого надо отключиться от внешнего мира. Поэтому просто слушайте меня. Можете не повторять. Просто прикройте глаза, расслабьтесь и постарайтесь ни о чем не думать. У-м-м-м-а-н-н-н… – затянул он. Она послушно закрыла глаза, замерла и попыталась расслабиться под мычание учителя. Через пару минут нестерпимо зачесался нос, но она заставила себя сидеть неподвижно. «Ты сама этого хотела», – убеждала она себя. Звук перешел в такой же тягуче-бесконечный «ху-у-у-м-м-м». Еще через несколько минут стало полегче. Даже чувство голода куда-то ушло. Видно, втянулась.

– Представь, – услышала тихий, вкрадчивый голос Онуфриенко, – темный, густой лес… и ты в лесу…

Лес представился легко.

– Ты идешь по узкой тропинке, пробираясь сквозь заросли… видишь впереди поляну, залитую солнцем. Иди вперед, выходи на поляну… там солнце… ласковое и доброе… запах травы…

«Надо крем от загара купить. А то все лицо веснушками покроется», – промелькнула несвоевременная мысль.

– В центре поляны огромное дерево… в стволе дверца… открой… вниз ведут ступени… спускайся…

Он говорил и говорил, негромко, напевно, обволакивая словами и звуком голоса… Сладковатый запах стал проникать в голову, которая уплывала куда-то от ставшего невесомым тела…

– Спускайся. Осторожнее. Не спеши. Скользкие ступени. Ни-иже, ни-иже спускайся…

Поросшие мхом ступени были реальны – она видела их, чувствовала ступнями влажную, шероховатую поверхность…

– Видишь? Перед тобой дверца… Открой ее… открой… Входи… Еще несколько ступеней… еще…

Она спускалась по ступенькам, узнавая каждую выбоину, каждую неровность и чувствуя чью-то руку, не дававшую оступиться…

– Иди вперед… Перед тобой опять дверца… Войди в нее… И иди дальше… Я дальше не пойду. Дальше ты сама. Только ты… – Голос отдалился, растаяв где-то вверху.

Александра толкнула дверь, так, словно она уже когда-то проделывала это, ощутив холод поверхности.

«Металл», – поняла она.