Зазеркалье. Записки психиатра

– Добра над злом, – негромко сказала она, вспомнив одну из бесед с Онуфриенко. – Это ваша работа?! – спросила восхищенно, все еще отказываясь верить, что вот этот, стоящий рядом человек с внешностью и манерами аристократа и тонкими, казалось, не приспособленными для грубой работы пальцами смог создать такое чудо! Но уже почувствовала невольное почтение к мастеру, сумевшему воплотить в камне вечную красоту, вечную женственность и вечную тайну Женщины-Богини.

Николя не ответил. Судя по тому что его губы подрагивали, было понятно, он волнуется, как автор на премьере. Он стоял молча, обхватив себя за плечи, и попеременно переводил взгляд со статуи на Александру, и всякий раз, когда смотрел на нее, прищуривал глаза, словно снимая с нее халат, отчего она чувствовала себя не зрителем, а натурщицей, которая пришла, но замешкалась с раздеванием.

– Николя, что бы я ни сказала, этого будет недостаточно. Я потрясена, Николя!

– Спасибо, мадам, – дрогнувшим голосом сказал он. – Ваша оценка мне особенно важна.

– У статуи мое лицо… – взволнованно сказала она. Про тело говорить постеснялась. – Что все это означает?

Николя будто не услышал вопроса. Улыбка сползла с его лица, взгляд стал серьезным и, даже показалось, немного растерянным от мыслей, которые он хочет, но не решается высказать вслух.

– Мадам, – он замялся, – могу я к вам обратиться с несколько необычной просьбой?

– Хотите, чтобы я разделась? – опередила она, чуть насмешливо глядя ему прямо в глаза, потому что поняла, именно об этом он хотел попросить.

Николя кивнул и посмотрел на нее как на желанный плод, насладиться сочной мякотью которого мешает ненужная кожура.

Хотя выглядеть целомудренной девственницей Александре не хотелось, но и раздеваться перед мужчиной только потому, что он по странному стечению обстоятельств или случайному совпадению сделал статую, как две капли воды похожую на нее саму, было тоже неловко. Парижской куртизанкой она себя не чувствовала. К тому же ей больше нравилось название «гейша», а лучше даже – «гетера», по прихоти которой сжигаются захваченные царские дворцы. Но у Николя дом собственный. Не Персеполис. Поэтому жечь не резон.

«А в общем, – снисходительно подумала она, – действительно талантливые люди всегда шизофреники, всегда на грани, всегда непредсказуемы, но другими и быть не могут».

– Давайте поступим так, мой дорогой Николя, – начала она вкрадчиво, чтобы смягчить отказ. – Я готова подтвердить вам в устной, а если нужно, и в письменной форме, можно даже у нотариуса, что прекрасное мраморное тело, – эти слова она выделила, чтобы сделать автору приятное, – созданной вами скульптуры полностью идентично моему, – чуть не сказала «прекрасному телу», – и подпишушь: владелица оригинала. – Сказав это, она одарила Николя улыбкой и плотнее запахнула халат.

– Ни за что? – разочарованно поинтересовался он.

– Ни за что, – помотала она головой, но все же решила пояснить, потому что врач тогда хорош, когда способен успокоить:

– Во-первых, потому, что я раздеваюсь только тогда, когда сама хочу, – непреклонным тоном заявила она, почему-то вспомнив несгибаемую маман, – во-вторых, – улыбнулась, – я не привыкла раздеваться в одиночку…

– Я готов! – Николя потянулся к вороту рубашки.

– В-третьих, мы не муж и жена и не любовники, что давало бы повод раздеться вдвоем. Это достаточно веские причины?

– Я и в мэрию тоже готов, – решительно заявил Николя. – Хоть сейчас!

– Готовы? – Александра сделала вид, что поражена его легкомыслием. – Но вы ведь даже не знакомы с моей мамой! – перешла она к скрытым угрозам.

– Не знаком, но уже ее обожаю, – принялся расстегивать вторую пуговицу на рубашке.

– Нет-нет, Николя, – Александра начала беспокоиться, заметив, как потемнели его глаза и участилось дыхание, и даже отступила на полшага, – раздеваться вместе будем… Когда задумаете создать скульптурную группу.

– Какую группу? – изумленно спросил он и даже перестал расстегивать очередную пуговицу.

– Как какую? – глянула простодушно. – «Скульптор-маньяк насилует свой будущий шедевр».

– Я предпочел бы обладать музой, – серьезно сказал он. – Простите, мадам, я вовсе не хотел вас обидеть, – вдруг смутился и сцепил пальцы.

– Так что же все это означает? – быстро спросила она, указывая на работу, чтобы уйти подальше от неудобной темы.

– Вы имеете в виду сходство с вами или смысл скульптуры? – Николя потер лоб ладонью.

– И то и другое, но вначале второе, – скромно сказала она.

– Это долгий рассказ, – уже привычно интригующим тоном проговорил он. – Хотите воды? Или, может быть, вина?

– Уже идем наверх?

– Нет, – улыбнулся Николя. – У меня здесь все есть, – он подошел к стене и снова, на это раз рукой, поиграл в «классики», после чего часть стены отползла внутрь. Николя исчез в проеме и уже через минуту вернулся с бутылкой вина и бокалами.

Они устроились в креслах у мраморного столика.

– Когда, вы говорили, у вас самолет? – спросил он, наливая гостье немного вина на пробу.