Зазеркалье. Записки психиатра

– А современные технологии позволяют за минуты получать информацию, на сбор которой всего пятнадцать-двадцать лет назад понадобились бы годы работы в библиотеках, и дают бога-а-атую пищу для размышлений и выводов. Впрочем, как и свободу слова придуркам, которые без ошибок двух слов ни сказать, ни написать не могут, но брызжут ядовитой слюной на весь мир.

– Вот именно, Александра, вот именно! На весь мир! За это достижение Биллу Гейтсу надо памятник поставить. В любом случае, – продолжил Николя, – при свободном обмене информацией все больше людей приходит к пониманию того, что человечество – единый организм, в котором все взаимосвязано. Люди устали от ненависти, кроме тех, конечно, кто на ней делает деньги. Человечество же на новом витке развития подсознательно ищет общепланетарную объединительную идею и цель, и выражением ее должен стать символ, всем понятный и всеми принимаемый.

– Символизм – составная часть мистических доктрин, – заметила Александра скептически.

– И что? Разве это означает, что мистицизм как иррациональный способ восприятия мира должен противопоставляться восприятию логическому? Ведь большинство величайших научных открытий делаются людьми, обладающими иррациональным мышлением, которые зачастую выглядят в глазах окружающих шизофрениками.

– Разве только выглядят? – насмешливо спросила Александра. – Греческий термин «шизофрения» состоит из двух частей – «шиз», что означает «расщеплять» и «френ», что означает «мозг». Таким образом, шизофрения буквально означает «расщепление мозгов» и является поводом для пребывания в лечебнице.

– Не буду спорить, потому что врачом не являюсь, – с улыбкой сказал Николя, – замечу только, в контексте гениальности некоторых шизофреников, что первая часть термина по-арабски звучит как «ша-зз» и означает «аномальный», «исключительный», «не такой, как все». И такой смысл слова мне нравится больше.

– По-вашему получается, что, если ученый не шизофреник, ему гениальные открытия не светят? – язвительно спросила она.

– Ученые, обладающие так называемым рациональным мышлением, – сказал Николя, – обычно систематизаторы и чаще всего догматики, готовые с пеной у рта защищать каноны своей «научной церкви». Кстати, они же естественные союзники церкви религиозной, у которой собственные интересы, но с которой они с удовольствием объединяются в борьбе со всем экстраординарным в человеке.

Александра наслаждалась. Этот разговор был для нее… интеллектуальным сексом, гораздо более значимым, чем просто секс. Ведь умный и тонкий собеседник – это целый мир! Пространство же сексуального партнера ограничено размерами кровати. В лучшем случае. А то и вовсе душевой кабинкой…

А Николя продолжал:

– Эра Рыб в странах средиземноморской цивилизации, исповедующих иудаизм, христианство и ислам, прошла под знаками освобождения, равенства и братства, собранными вместе в революционном учении Иисуса Христа и повторенными многократно в различных интерпретациях.

– Французскими коммунарами, – уточнила Александра, – и масонами.

– И большевиками тоже, – добавил Николя и повернул голову ко входу, где на пульте заморгала красная, а потом зеленая лампочка. – Прислуга пришла, – пояснил он. – Сейчас займется вашей одеждой.

– Спасибо, – наклонила голову Александра.

– Но во все времена объединение людей, признающих общечеловеческую ценность идей свободы, равенства и братства, – продолжил он, – происходило через разъединение по неким признакам, будь то отношение к собственности, вероисповедание, расовая, национальная, этническая или классовая принадлежность. И почти всегда через насилие по отношению к иноверцам, чужакам…

– Инакомыслящим, инакоговорящим, инако одевающимся и инако себя ведущим, – согласилась Александра.

– Что такое свобода – понятно, – продолжил Николя. – Во времена Иисуса – избавление от власти Римской империи, а в последующие периоды истории – и от любых иных насильственных форм управления.

– Николя, а вы считаете себя свободным человеком? – спросила она с неподдельным интересом, но, заметив его недоуменный взгляд, пояснила: – У нас в России сейчас личная свобода прежде всего связывается с наличием денег и возможностью уехать из страны при всяких политических катаклизмах. Минимальный стандарт свободы – домик в Чехии или Голландии, да в общем, все равно где, хоть в Эстонии или Черногории, а максимальный… – она задумалась, – максимального нет. Там начинается водоизмещение яхт.

– Вы хотите сказать, что для современных русских свобода – это экономическая возможность покинуть родину? – удивленно спросил Николя.

– Да, пожалуй. А те, кто не может, довольствуются патриотическими лозунгами и в глубине души мечтают о новом переделе собственности, чтобы попасть в число счастливчиков, успевших к бесплатному обеду с последующей раздачей столовой посуды, а заодно и мебели.

– Халява? – со смехом по-русски спросил Николя.

– Халява, – подтвердила Александра и тоже засмеялась.