Зазеркалье. Записки психиатра

Теплый пушистый комочек, прижатый к груди, подарил надежду на выживание. Кошка даже не пыталась вырываться. Сразу поняла, что бесполезно. Только смотрела сочувственно раскосыми желтыми глазами. Тяпа же, через дверь унюхав, что произошло коварное проникновение противника на охраняемую территорию, с новой силой забился в дверь, залившись возмущенным лаем…

Звонок мобильника был как никогда кстати.

– Ну, как ты? – Голос Онуфриенко звучал встревоженно. – Бегаешь? Я уже близко!

– Б-бег-гаю, – соврала она, – и… и… в-вну-ну-шаю с-себе-бе, что не заб-б-болею, – с трудом проговорила замерзшими губами.

– Господи! – возмутился Онуфриенко. – Чему вас в институте учили? Кто же внушением занимается, употребляя частицу «не»? Повторяй: «Мне тепло, мне очень тепло, мне жарко!» – потребовал он. – И ноги снегом растирай.

– М-м-не т-т-епло, м-м-м-не о-ч-ч-ень т-тепло, – начала повторять Александра.

– Вот так! Умница! Держись! Я уже в поселок въезжаю! – почти прокричал он.

Свет фар на дороге перед домом, звук мотора, скрип снега под колесами…

«Спасена», – поняла она, с трудом передвигая ноги в сторону калитки.

– Ты чего тут, готовилась к роли Снежной королевы? – почти весело спросил Онуфриенко, подбегая к ней, подхватил ее на руки и понес к машине.

Освобожденная кошка сиганула в сторону. Александра упала на заднее сиденье и провалилась в спасительное тепло.

* * *

– Досточтимый Магистр, Астролог с компанией собираются сделать это в марте в Египте, в день весеннего солнцестояния в каких-то «Светочах».

– Где это?

– Можно предположить, что они имеют в виду Великую пирамиду.

– Следите за ситуацией. Удалось ли найти графа и эту, как ее там, помощницу?

– Клариссу.

– Да-да, Клариссу.

– Пока нет. Но есть информация, что они где-то на Тибете.

– Вот именно, где-то. Тибет – это не квартира и даже не Париж. Подключите наших китайских друзей. Что со статуей, которую сделал граф? Удалось ее забрать?

– В доме, по-прежнему, круглосуточная полицейская охрана.

– А русская мадам доктор?

– Она в Москве, но сменила телефон. На ее имя номер вообще не зарегистрирован. На работе и в квартире у матери не появляется. Говорят, она в отпуске. А главный врач, ее приятель, где-то на горных лыжах катается.

– Может быть, у нее есть еще жилье?

– Может, и есть, но нигде не зарегистрировано. Наши друзья говорят, что у них там сейчас «дачная амнистия».

– Что это означает?

– Это означает, что нет единого полного реестра загородной собственности и земельного кадастра, а в рамках «амнистии» зарегистрировали собственность процентов десять-пятнадцать граждан.

– И когда процесс завершится?

– С их бюрократическими проволочками в лучшем случае через десяток лет.

– А что, в России у нас нет друзей в силовых структурах?

– Есть. Но у них много чего поменялось. Деньги их больше не интересуют.

– Как забавно! И что же тогда их интересует?

– Только власть.

– Хм, может, и нам пора в Россию перебраться?

* * *

Толстое ватное одеяло не согревало. Старая байковая пижама тоже. Александра лежала, свернувшись калачиком, силясь унять крупную дрожь в теле и неприличное клацанье зубов. Она слышала, что в ванной льется вода, а на кухне гремят кастрюли, в которых, наверное, Сашечка опять будет варить перловку.

«Ну и пусть, – думала она равнодушно, отпустив мысли гулять по комнате. – Лучше умереть от каши, чем от холода». Почувствовала прикосновение к ступням, но глаза открывать не стала.

– Здесь не больно? – услышала голос Онуфриенко.

Покачала головой.

– А прикосновение почувствовала?

Кивнула.

– Это хорошо. Может, выживешь.

Александра снова затряслась от прокатившейся по телу волны озноба.

– На пол ложись!

Край одеяла отлетел в сторону.

– Зачем это? – попыталась возразить она, снова натягивая на себя одеяло, но, повернув голову, обнаружила на ковре рядом с кроватью уже расстеленный шерстяной плед.

– Да ладно, ложись, говорю! Я массаж сделаю, – Онуфриенко начал энергично растирать ладони.

Александра помотала головой и запахнула пижаму на груди.

– Нужна ты мне больно! – Сашечка состроил пренебрежительную мину. – Ладно, пижаму можешь не снимать.

Со вздохом она опустилась на пол, легла на живот, но глаза закрывать не стала, а повернув голову, наблюдала, как Сашечка зажигает ароматические палочки и ставит по две в ноги и в изголовье. Тоненькие струйки дымящегося серпантина приятно защекотали нос.

– Ну, значится, начали, – услышала его голос и почувствовала, что пижаму с нее все же снимают, а потом щедро поливают спину маслом и втирают в кожу… Закрыла глаза…

– Сейчас, моя хорошая, сейчас согреешься, – слышала, как приговаривает Онуфриенко, выгоняя из ее тела озноб и холод, на смену которым пришло легкое покалывание и отрешенность, уносившие ее еще не оттаявший мозг в мир спокойствия и безразличия…

В полузабытьи почувствовала, что в рот ей вливают напиток, похожий на чай с молоком и… солью. Хотела было сказать что-нибудь про гадость, которой он вечно ее пичкает, но провалилась в расслабленное небытие…

* * *