– Да вы меня совсем не слушаете, штаб‑ротмистр! – рассердился подполковник. – Экая молодежь пошла! Вот в наше время…
– Прошу прощения, господин подполковник, – покраснел Александр. – Я задумался…
– Задумался он! – кипел штабной. – Попались бы вы мне, молодой человек, лет пятнадцать тому – я бы вас быстро отучил задумываться! Вот, получите! – толкнул, почти швырнул он к Бежецкому стопку бумаг. – Ознакомьтесь и подпишите. И начинайте собираться – вам предписано явиться на место не позднее двухнедельного срока.
Он ядовито улыбнулся.
– А полковник Волков, мой друг, не любит разгильдяев. Строг Алексей Алексеевич, весьма строг. Уж поверьте старику на слово, Бежецкий, – моя школа. Вы свободны.
Сжимая в руках документы, уложенные в пластиковую прозрачную папочку, Александр и не помнил, как очутился на штабном крыльце.
«Почему я не отдал прошение? – думал он растерянно, вертя в руках бумаги так и этак. – Ведь был же твердо намерен!..»
В нагрудном кармане зашуршало, и он сунул руку за пазуху.
Бумага, извлеченная оттуда, рассыпалась в пальцах, будто опаленная пламенем или побывавшая в кислоте. Четкие чернильные строчки казались написанными сто лет назад и исчезали на глазах…
«Чертовщина какая‑то… – подумал Бежецкий, отряхивая руки от бумажного праха. – Неужели это все он?»
И перстень тут же ответил своему владельцу чувствительным уколом…
* * *
Петля замкнулась.
Благодаря неизвестной прихоти судьбы Александр вновь очутился в том же аэропорту, что и полтора года назад. Хотя, откинувшись в удобном кресле лайнера, отрывающегося от земли в Пулкове, не думал ступить на его грешную землю. Увы. Человек предполагает, а Бог, как известно, располагает. Погодные условия заставили прервать полет на неопределенное время.
Примостившись в кресле зала ожидания – он намеренно выбрал то самое, штаб‑ротмистр лениво листал забытый кем‑то до него растрепанный журнал трехмесячной давности, изредка поглядывая на стеклянную стену. Стекло заливало снаружи такой Ниагарой дождевой воды, что все товарищи по несчастью, запертые в тесной коробочке из стекла и бетона, казались обитателями некого аквариума наоборот. А сполохи молний, преломляемые струями воды, придавали окружающему еще более сюрреалистический колорит.
– Извините, у вас не занято?
Бежецкий оторвал взгляд от демонстрирующих последние новинки кружевного белья красоток и посмотрел на полноватого господина с какой‑то смазанной, незапоминающейся внешностью, облаченного в мешковатый серенький костюм.
– Не занято. Присаживайтесь, – ответил он, с досадой подумав: «Дежавю какое‑то, право!»
– Куда направляетесь, если не секрет? – прожурчал с соседнего кресла вкрадчивый голосок. – Уж не в Афганское ли королевство, часом?
Молодой человек отложил журнал и вгляделся в соседа уже внимательнее.
Нет, это, конечно же, был не тот «скнипа» – постарше, круглее лицом, да и не похож совсем, но было в нем что‑то роднившее с тем, полуторагодовалой давности, как близнеца. Гадостность какая‑то, скользкость, вызывающая омерзение. Словно выполз откуда‑то мерзкий червяк, и отвращение подкатывает к горлу, стоит представить прикосновение его липкой лоснящейся плоти…
– А вас почему это заботит? – в упор спросил он, отодвигаясь подальше от человека‑выползка.
– Как же не заботит‑то?! – запричитал человечек. – Гонят вашего брата, молодой человек, на убой не за грош. Туда – молодых и здоровых, кровь с молоком, а обратно – если и не в ящике железном, то о трех ногах. Если вообще с ногами…
В руках с обгрызенными ногтями уже маячила знакомая книженция, и Саша не стал ждать продолжения.
Он пружинисто поднялся, одним рывком выдернул из кресла соседа, неожиданно легкого, будто мышиный костюмчик распирали не откормленные телеса, а перепревшая прошлогодняя солома, увидел в бесцветных глазках плеснувшийся ужас и залепил «скнипе» звонкую оплеуху.
Он не любил бить людей, тем более по лицу. Более того – ему омерзительно было прикасаться к бледной, холодной и влажной, как у покойника, коже этого упыря‑оборотня, но удержаться он не мог. Перед глазами стояли все, кто пал или был покалечен, исполняя свой долг перед Империей… Гражданские и военные, нижние чины и офицеры, мужчины и женщины… Он хлестал вяло дергающегося, объятого ужасом человечка по рыхлым щекам, но вместо его вылезающих из орбит глаз видел иконописный лик безногого солдатика на полу Петербургского вокзала, ряды цинковых гробов в чреве транспортного самолета, простреленную флягу со стекающей по мятому дюралю каплей драгоценной воды. Поэтому не мог остановиться…
– Хватит с него, штаб‑ротмистр! Оставьте! – Кто‑то вырвал из рук Александра ополоумевшего, с залитым кровью лицом, скнипу и отшвырнул прочь. – Убьете еще мерзавца, не дай Господь!
– А ты – пшел отсюда, скнипа барачная! – рыкнул кто‑то рядом удивительно знакомым голосом, и избитый, хлюпая разбитым носом, по‑заячьи прянул к раздвижным стеклянным дверям, споткнулся о выставленную в проход ногу, но удержал равновесие и под хохот, свист и улюлюканье офицеров, заполняющих зал, исчез из виду.
– Ба‑а! Знакомое лицо!