Зажги свечу

– Нет, папа, я тебе уже сто раз сказала. Произносить речь будет Саймон, и больше никто. Генри может сказать несколько слов, выразить тебе благодарность за банкет и за согласие выдать меня за него замуж.

– Но ведь ты сама оплатила банкет…

– Да, папа, но какая разница? В любом случае ты меня тут кормил-поил, дал мне образование и все остальное, так что в каком-то смысле все сэкономленные мной деньги получены благодаря тебе, и в каком-то смысле все равно именно ты платишь за банкет, верно?

– Звучит логично, – неуверенно согласился отец.

– Конечно логично! – Она поправила ему галстук. – Как я выгляжу? Думаешь, все в порядке?

Он отступил назад и одобрительно оглядел дочь снизу доверху:

– Да, милая, ты выглядишь… – Он задумался над выбором слова: очаровательно, прекрасно или мило? Что он говорил матери Элизабет, когда она наряжалась? – Ты выглядишь очень… прилично, – со смешком сказал он, чтобы показать, что пошутил.

Элизабет осмотрела прихожую и увидела свое отражение в маленьком зеркале: шерстяное платье и жакет кремового цвета, большая орхидея, приколотая к отвороту. Она отогнула поля шляпки вперед и закрепила волосы четырьмя шпильками, чтобы защитить прическу от ветра. Шпильки она уберет, когда они приедут на место. Локоны должны красиво развеваться, а не торчать во все стороны, поэтому она побрызгала их лаком.

Генри и Саймон встретят их в Кэкстон-холле. Так будет более официально, чем приезжать вместе. А еще Элизабет хотела в последний раз проехаться с отцом, чтобы дать ему понять, что он занимает в ее жизни особое место. Он ни слова не сказал по поводу приглашения на свадьбу Гарри, поэтому поездка с ним наедине должна была показать ее отношение к нему. Элизабет напоследок осмотрела себя в зеркале и бросила прощальный взгляд на дом. За прожитые здесь двадцать лет она почти ничего не привнесла сюда от себя лично. Этот дом всегда принадлежал отцу. Она надеялась, что с квартирой в Баттерси будет по-другому. Они с Генри уже купили мебель, ковры и разные безделушки. Вся ее одежда висела в купленном ими старомодном платяном шкафу, и Генри тоже уже перевез свои вещи. Сегодня он официально съезжал со своей холостяцкой квартиры.

Они суеверно решили не проводить ночь на новом месте, пока не поженятся, согласившись, что в таком случае свадьба покажется более значимым событием, и посмеялись над собой и друг над другом за такую глупость.

Меньше чем через час она станет миссис Генри Мейсон. Интересно, все ли невесты чувствуют себя в последний момент словно во сне? Элизабет подумала про Генри, нетерпеливо ждущего и предвкушающего, и счастливо улыбнулась. После стольких лет одиночества в родительском доме, после всех огорчений и неопределенностей она наконец-то будет вознаграждена. Она выходит замуж за воплощенную добродетель – так тетушка Эйлин называла высоконравственных людей. Как жаль, что она не смогла приехать, а Элизабет забыла даже спросить, что с ней такое. Вчера у них с Эшлинг нашлось слишком много других тем для разговоров. Эшлинг невероятно стойкая во всех отношениях. Большинство женщин упали бы в обморок, если бы их муж ударился в загул и исчез в незнакомом городе, а Эшлинг и бровью не повела.

– Милая, я думаю, нам пора… Такси ждет уже пять минут.

Отец ненавидел зря тратить деньги, хотя за такси заплатил Генри.

– Да, конечно, пойдем, выдадим меня замуж и снимем с тебя ответственность за меня.

– Ты никогда не доставляла нам никаких хлопот. У нас с твоей матерью никогда не было с тобой проблем. Никогда! – произнес отец, повернувшись к ней спиной и запирая дверь на два замка.

Пожалуй, впервые в жизни он сделал ей комплимент. Элизабет не смогла ему ответить, побоявшись расплакаться, да и соседи через дорогу, обычно чопорные и благопристойные Кентоны, махали изо всех сил. Вместе с остальными соседями они пришли проводить Элизабет. Она в восторге помахала им в ответ, отец улыбнулся, и они сели в такси и отправились выдавать ее замуж.

* * *

Церемония оказалась гораздо более приятной и похожей на настоящую свадьбу, чем ожидала Эшлинг. Монахини рассказывали, что бракосочетание в бюро регистрации – это простая формальность, проводимая чиновником или юристом, и что его изобрели, так как британцы отвернулись от всех религий, включая собственную.

Однако выглядело все довольно торжественно, и регистратор вел себя почти как священник, когда спрашивал новобрачных, берут ли они друг друга в законные супруги, так что регистрация вовсе не сводилась к невнятному бормотанию и записям в журнале, как представлялось Эшлинг.

Саймон, симпатичный дружок жениха, совершенно очаровал ее. Он тоже умел цветисто говорить, хотя в другом стиле, чем Джонни, засыпал ее комплиментами и сказал, что ее прелесть невозможно выразить словами, хотя, надо признать, он отчаянно пытался. Эшлинг нашла его весьма забавным.

– Вы очень обходительны и элегантны, – сказала она. – Вы уже познакомились с моим мужем Тони Мюрреем?