– Конечно наладится! – Эйлин ухватилась за соломинку. – Элизабет права, все будет хорошо. Ты же разумная девочка, не из тех, кто… ну… не из тех, кто поймет неправильно.
– Ты хочешь сказать, я не из тех, кто будет просто лежать и ждать? – озорно засмеялась Эшлинг.
– Да, именно так! – засмеялась в ответ Эйлин.
И тут на кухню зашел папаня:
– Как у вас тут весело! Над чем хохочете? Я бы тоже с удовольствием посмеялся, проведя целый день с твоим безмозглым братцем.
– Папаня, если бы ты знал, над чем мы смеемся, то тут же упал бы замертво, так что не скажу! – ответила Эшлинг. – Маманя, мне пора домой. Можно я возьму пирога к чаю?
– Нельзя! Сама испеки.
– Ну, маманя…
– Отрежь четвертинку. Эй, полегче, ничего себе четвертинка!
– Ты не представляешь, какой аппетит у человека, отказавшегося от спиртного.
– Эшлинг, иди уже домой.
– Да, маманя, я пошла.
В самолете Эшлинг сидела между ними. Каждая воздушная яма и малейшее отклонение от курса пробивали ее, словно током: с одной стороны дрожал Донал, с другой – трясся Тони.
– Ничего страшного, – заверила стюардесса. – Просто небольшая турбулентность. Капитан говорит, что все закончится через несколько минут.
– Угу, – ответил Тони, – боюсь, через несколько минут закончимся мы…
Стюардесса улыбнулась:
– Все будет хорошо! Могу я вам что-нибудь принести? Что-нибудь из напитков?
– Нет, спасибо, – отказалась Эшлинг.
– Да, пожалуйста, можно мне большую порцию «Пауэрса»? – попросил Тони.
– Тони, нет, не надо! – взмолилась Эшлинг, но стюардесса уже ушла.
– Только на время полета. Боже правый, ну что ты как цербер? Мне нужно успокоить нервы, пока мы не приземлимся.
– Тони, пожалуйста, я дам тебе что угодно, аспирин, у меня есть снотворное, можешь выпить его с чашкой чая, пожалуйста, не надо…
– О Эш, заткнись уже, бога ради!..
Стюардесса принесла на подносе бутылочку и стакан воды и улыбнулась всем троим:
– Только один напиток? Больше никто ничего не хочет?
– Заберите, пожалуйста! – попросила Эшлинг. – Моему мужу нездоровится, ему не следует пить.
Озадаченная девушка переводила взгляд с мужа на жену и обратно, не понимая, что же ей делать, и в итоге посмотрела на Донала в поисках выхода. Донал смутился. Он знал, что Тони не пил в последнее время, и слышал, что выпивал раньше. Однако, в самом деле, Эшлинг так неподобающе ведет себя на людях… Надо же, заявила, что Тони нельзя пить!
– Эшлинг! – прошипел Донал. – Хватит устраивать сцены. Бога ради, дай Тони выпить! Не умрет же он с одной бутылочки!
Тони тут же схватил выпивку и заплатил за нее. Эшлинг промолчала. Всю дорогу она не сказала ни одному из них ни слова, даже когда Тони нажал на кнопочку и попросил повторить.
Когда они проходили через таможню в Хитроу, Донал грустно сказал:
– Эшлинг, ты так и собираешься молчать? Хочешь испортить нам всем поездку?
– Вот именно! – поддакнул Тони.
– Я впервые за границей. Эшлинг, пожалуйста, перестань дуться, иначе все пойдет псу под хвост.
На глаза Эшлинг навернулись слезы.
– Я такая эгоистичная корова… Вы правы. Тони, извини, что устроила сцену в самолете. Мне и правда искренне жаль… – (Тони уставился на нее в изумлении.) – Нет, вы оба правы. Я плохо поступила. Ты всего лишь хотел выпить, потому что мы были в самолете, и мне следовало быть помягче и тебе уступить. Извини, пожалуйста, инцидент исчерпан, верно?
– Да, конечно, – ответил Тони.
Донал успокоился:
– Ну вы и парочка, скажу я вам! Если ссоритесь, то очень мило миритесь.
Эшлинг чмокнула Тони в щеку.
– В доказательство, что мы помирились, – сказала она и решительно взялась за чемодан. – А теперь, где тут автобусная остановка? Нам нужно показать Лондон Доналу О’Коннору.
Тони и Донал последовали за Эшлинг, которая несла в одной руке чемоданчик, а в другой – завернутую в целлофан одежду на свадьбу: чесучовое платье и пальто изумительного сиреневого цвета. Все в магазине на Графтон-стрит сказали, что наряд выглядит потрясающе.
Эшлинг молилась про себя, чтобы Тони не выпил снова. «Господи, если Ты наблюдаешь за нами, как думает маманя, можешь ли Ты позаботиться о нас прямо сейчас? Мне кажется, нам очень нужно Твое внимание».
В газетах только и писали про Суэц – гораздо больше, чем дома. Донал сказал, что они явно относятся к вопросу со всей серьезностью.
– Как ты думаешь, они пошлют туда войска? – спросил он у Тони.
– Кто?
– Англичане. Британцы.
– Куда пошлют?
О боже, подумала Эшлинг, неужели опять? «Звучит знакомо до боли, и я уже знаю, куда оно ведет…»
Все уставились на двух девушек, которые бросились в объятия друг к другу через весь зал. Одна, в зеленом платье и с шикарной рыжей гривой, вскочила из-за столика, за которым сидела; другая, бледная блондинка в черной водолазке и юбке-шотландке, оставила мужчину, с которым пришла. Девушки на мгновение обнялись, затем разжали объятия, с восторгом посмотрели друг на друга и снова обнялись.
И только тогда вспомнили про формальности.
– Эшлинг, это он, счастливчик, Генри Мейсон.