– Мы объяснили Динни Коглану, что малец плохо ездит на велосипеде, но мы не станем поднимать шум, так как всерьез никто не пострадал.
– И что же ответил Динни Коглан?
– А что он мог ответить? Он доволен разумным решением вопроса.
– А разумность в том, что он работает в компании Мюрреев.
– Эш, что за странная ухмылка?
– Даже если бы ты переехал ребенка туда и обратно, то заставил бы бедного Динни «разумно решить вопрос». А если мальчик останется хромым, то, я полагаю, он всю жизнь будет считать, что это разумно.
– Да что ты делаешь из мухи слона! Нормально все с мальчишкой, и с Тони тоже.
– Что ж, как я сказала, с Рождеством, Шей! Не пора ли тебе домой?
– У меня нет машины. Я приехал с Тони, желая убедиться, что он доберется домой без проблем.
– Да уж, приятно, что верный друг проводил домой человека, который трезв как стеклышко, – ледяным тоном сказала Эшлинг. – Шей, я отвезу тебя. Нет, меня не затруднит. Поедем на моей машине. Свекровушка, почему бы вам с Тони не пойти к вам домой, а я приеду, когда отвезу Шея.
Никто не нашел причин придраться к плану Эшлинг, но все остались недовольны.
Шей сел в машину на переднее сиденье, от него несло перегаром. Эшлинг демонстративно открыла окно.
– А ты можешь быть хладнокровной и язвительной сучкой, – сказал Шей.
– О да! – согласилась Эшлинг, не сводя глаз с дороги.
– Тони лучше всех, не надо к нему цепляться.
– Ну еще бы.
– Я серьезно. У нас с тобой нет причин ссориться. Он мой лучший друг за всю мою жизнь. Мне он нравится, тебе он нравится, так с чего мы должны цапаться на ровном месте?
– Не знаю.
– Что-то ты притихла. Дома-то вон как разорялась.
– Господи Иисусе, ну ты и дурак!
– Нет уж, может, договоримся, что в новом году не станем ругаться и унижать друг друга, не станем собачиться, словно мы с тобой враги? – Он смотрел на нее с глупой надеждой, что она пожмет ему руку и они станут друзьями. Рождество ведь все-таки!
Эшлинг остановила машину. Они почти доехали до гаража Фергюсонов. Позади него растянулся огромный неухоженный дом, до которого будто никому и дела не было. Шей жил там с отцом, дядей и тетей.
– Тони – алкоголик. Он допьется до смерти. Он почти восемь месяцев провел без спиртного, и дела у него шли хотя и не идеально, но гораздо лучше, чем сейчас. Он чувствовал себя одиноко, ему не хватало ваших совместных развлечений. В то время разве ты не был его другом? Почему ты не приходил в гости, когда он тебя приглашал? Вы хоть раз сходили на рыбалку? Съездили на море летом?
– Не так-то просто сорваться куда-нибудь по щелчку пальцев…
– Зато пойти напиться проблем нет. Лучший друг, говоришь? Ты даже не мог пойти с ним прогуляться!
– Я бы чувствовал себя глупо.
– Это он чувствовал себя глупо, заказывая лимонад или имбирное пиво. Он чувствовал себя глупо долгими вечерами без тебя и вашей компании. Но никто не пришел, чтобы чувствовать себя глупо вместе. Вот такая дружба.
– Да ладно, какой он алкоголик? Ну перебрал, с кем не бывает? В новом году будет пить поменьше, и мы все тоже. Заодно похудеет немного, двух зайцев одним выстрелом.
– Отлично, Шей! Замечательно!
– Я серьезно.
– Я знаю.
– Тогда мир? – Он протянул ей ручищу, прежде чем выйти из машины.
Эшлинг поехала домой через горку, мимо дома Динни Коглана. У ворот стояла машина доктора Мёрфи.
Миссис Мюррей отпустила Кэтлин, служанку, домой на Рождество.
– В былые времена у нас всегда была помощница, без нее тяжеловато справляться! – жаловалась миссис Мюррей, но Эшлинг видела, что на самом деле она рада возможности похлопотать вокруг Тони.
Всю тяжелую работу сделала Эшлинг: почистила и нарезала овощи, разделала индейку и приготовила начинку для фарширования. От мамани она принесла сливовый пудинг, один из семи, приготовленных в доме на площади, и сказала миссис Мюррей, что сама его испекла. Рождественский стол накрыли на троих, и Эшлинг разложила хлопушки крест-накрест на каждом месте. Она тоненько нарезала хлеб и красиво разложила половинки грейпфрутов, украсив каждый вишенкой в сахаре.
– Выглядит очень празднично, – кивнув на стол, заметил Тони.
– По-рождественски. – Эшлинг даже глаз не подняла.
Они сели напротив друг друга возле камина. Из кухни доносился звон посуды и шум радостной подготовки. Что за пир без возвращения блудного сына?
Эшлинг не могла придумать ни одной темы для разговора с Тони. Она устала тянуть время и отвлекать мужа, чтобы отложить первую рюмку дня. Да пусть уже выпьет, пусть нажрется. В любом случае ей удастся выиграть максимум полчаса. Она не хотела снова заводить разговор о Лайонеле Коглане. Если мальчик уже дорос до подарка в виде велосипеда, то это наверняка Лайонел, потому что Мэтти еще слишком мал. Слова, сказанные ей Шею Фергюсону, скоро наверняка достигнут ушей Тони в перевранном, однобоком и извращенном виде. Нет никакой надобности передавать ему тот разговор сейчас.
И какой смысл его упрекать или выяснять, что за драка произошла у Ханрахана?
– Я купил тебе подарок на Рождество, но потерял его, – сказал Тони.
– Ничего страшного, – отозвалась Эшлинг.
– «Ничего страшного». Я же извинился.
– Все в порядке.