– О боже, Шей, да ты никак оглох! – улыбнулась ему Эшлинг. – Разве ты не слышал, что сказал Тони? Он придет, когда будет готов, и ни минутой раньше.
Шей надулся еще больше и нервно засмеялся:
– Ладно, Тони, старина, так что ты решил?
Тони обернулся, чтобы ответить Эшлинг, но она уже ушла.
Она проснулась среди ночи, чтобы сходить в туалет. Часы показывали четыре. Тони так и не вернулся. По дороге обратно она проходила мимо спальни миссис Мюррей, в приоткрытую дверь виднелся свет ночника.
– Эшлинг, я не сплю.
Она вошла в комнату:
– Спите, свекровушка, нет смысла бдеть всю ночь. Лучше всего попытаться уснуть, потому что тогда будет меньше времени на разные мысли. – Эшлинг взяла тонкую руку и погладила ее.
Миссис Мюррей смотрела на нее с тревогой:
– Конечно, он еще может вернуться, может быть, кто-нибудь его подвезет или кто-то пригласил его к себе.
– Да, вполне может быть, – успокаивающим тоном подтвердила Эшлинг.
– Но все же… в канун Рождества…
– Может быть, он вернулся домой, забыл, что мы здесь. И сейчас спит там без задних ног, а проснувшись утром, поймет, что сглупил.
В глазах миссис Мюррей блеснула надежда.
– Думаешь, это возможно?
Эшлинг посмотрела на нее: сухопарая до изможденности женщина за шестьдесят, вдова; сын-священник не приехал к ней на Рождество; полусумасшедшая дочка ищет себе приключения в компании столь же неугомонных бессемейных товарищей; а тот, кем она так гордилась, напился вдрызг в родном городе и шляется неизвестно где в самую священную ночь года. Надо дать ей часик-другой.
– Думаю, так и есть. Вы же знаете его машину, она, как осел, автоматически возвращается в собственный двор. Он наверняка там. – Она собралась уходить.
– Но когда он увидит, что тебя там нет… разве он не…
– Скорее всего, он ляжет спать, не включая свет, чтобы не разбудить меня.
Эшлинг никому не говорила, что спит на диване-кровати, которую все принимали за обычный диван. Когда Тони плюхался на кровать рядом с ней, она просыпалась, а еще от него невыносимо несло алкоголем и по́том. Эшлинг не выдержала и в первую же ночь после возвращения со свадьбы Элизабет легла на диван-кровать. Тони промолчал, так что она продолжала там спать.
Откуда-то из глубин памяти всплыли слова мамы Элизабет: «Когда дела идут хуже некуда, нужно тщательно наряжаться». Интересно, сработает ли этот совет? – подумала Эшлинг, вставая с кровати в холодной гостевой комнате в доме Мюрреев. Она так больше и не уснула, проведя остаток ночи за чтением в тщетной надежде отвлечься. Впрочем, автор не виноват, если честно. Никакая книга не сможет отвлечь ее от бесконечного водоворота мыслей. Тони нужна помощь, но как ему помочь, если он ничего не желает слушать? Да и ей самой требуется чья-нибудь помощь, чтобы разобраться, что теперь делать, но как быть, если и ее тоже никто не слушает? Ответов так и не нашлось ни в четыре утра, ни сейчас, когда она одевалась для мессы.
Эшлинг надела подходящее темное пальто и старательно натерла туфли и сумочку кремом для лица. Мама Элизабет считала, что если тебе нравится твое отражение в зеркале, то по крайней мере тебе не приходится волноваться, что выглядишь как бродяга. Хотя бы не испытываешь отвращения к самой себе. Она тщательно уложила волосы, от души накрасилась и набросила на рыжие кудри кружевную шаль.
– Мы не опоздаем? – Миссис Мюррей теребила перчатки; у нее под глазами тоже проступили темные круги, но, в отличие от Эшлинг, она не стала их замазывать и запудривать.
– О нет, времени еще полно, и по дороге мы заедем к нам на случай, если ваш сынуля вернулся туда, – жизнерадостно ответила Эшлинг.
Тони дома не оказалось, но Эшлинг болтала без остановки, так что миссис Мюррей было некогда переживать о том, что могло случиться, а вскоре они уже доехали до церкви.
– Эшлинг, ты так намазалась, что можно подумать, будто на карнавал собралась! – прошипела Морин, встретив их на крыльце.
– И тебе счастливого Рождества, любимая сестренка! – ответила Эшлинг.
Проповедь была на тему любви. Рождество – это время любви, сказал святой отец, и они должны вложить любовь в свою жизнь, причем не только говорить о ней, не только покупать подарки, но и дарить доброту и понимание. Пусть каждый заглянет в свое сердце и решит, каким образом сегодня он может подарить больше любви.
«Пожалуй, я могла бы не убивать его насмерть, когда он придет домой», – подумала Эшлинг. Чем не проявление любви? Хотя, возможно, выходящее за пределы человеческих возможностей.
Она посмотрела на миссис Мюррей, которая молилась, стиснув руки и закрыв глаза.