– Ты поехал в Грецию без меня, сволочь ты этакая!
– Но ты же сама отказалась ехать… Ты не могла…
– И тогда ты поехал сам по себе.
– Ну разумеется! Мы ведь не обязаны держаться друг за друга, мы никак не связаны…
– Никак не связаны? Совсем никак? Черт побери, мы с тобой любовники! Неужели ты не считаешь это связью?
На них начинали с любопытством оглядываться. Орущие друг на друга с утра пораньше симпатичный загорелый мужчина и разъяренная рыжая девушка развлекали прохожих.
– Эшлинг, заткнись! Ты делаешь то, что ты хочешь, а я делаю то, что я хочу! И так будет всегда.
– Отлично! Сейчас я хочу пойти на работу, поэтому пропусти меня! Пропусти или я позову полицию!
– Ну что ты как ребенок…
– Полиция! – во все горло завопила Эшлинг, и юный полицейский, вздрогнув, огляделся.
– Этот мужчина мешает мне идти по своим делам! – с важным видом заявила Эшлинг.
– Да иди ты к черту! – заорал Джонни.
– Элизабет, я чувствую себя такой дурой! – рыдала Эшлинг на кухне подруги. – Я такая лицемерная дура! Со смерти мамани еще и десяти дней не прошло, а я уже все глаза выплакала из-за твоего бывшего парня и пришла к тебе просить совета, как вернуть его обратно.
– О, вернуть его не сложно, – ответила Элизабет.
– Что мне делать? Я готова на что угодно!
– Все просто, но несправедливо. Ты можешь его вернуть и играть по его правилам. Он вернется, если ты напишешь ему веселую записку с извинениями за сыгранную драму и скажешь, что уже пришла в себя. И предложишь угостить его вкусным ирландским рагу и «Гиннессом», а он расскажет тебе про поездку в Грецию.
– И тогда все снова будет хорошо? – спросила Эшлинг, вытирая слезы.
– Ну, зависит от того, что ты подразумеваешь под «хорошо». Возможно, ему придется уйти пораньше, потому что у него встреча с каким-то другом, которого он встретил в Греции… И так оно и будет продолжаться.
– То есть на самом деле он ко мне не вернется.
– Если ты будешь вести себя правильно, то вернется. Отпускной роман ему надоест, или она захочет больше, чем Джонни может дать. И тогда, если ты будешь милой и жизнерадостной девочкой и не станешь ничего от него требовать, он вернется к тебе.
– Что за чушь, это невыносимо! Как можно терпеть подобное поведение?
– Терпела же я как-то почти семь лет. Чуть ли не четверть своей жизни, если посчитать.
Саймон появился во вторник вечером, когда Генри ушел на урок бриджа.
– Ты его чуть-чуть не застал, – сказала Элизабет.
– Знаю, именно поэтому я и пришел.
Саймон выглядел настолько расслабленным и учтивым, что Элизабет решила сыграть с ним в предложенную игру.
– Должна ли я понимать твой визит как ужасно неосторожное проявление запретной страсти ко мне, или ты собираешься сделать Генри сюрприз и организовать в офисе вечеринку по поводу его дня рождения?
– Ни то ни другое, моя дорогая. На первое я бы не решился, а что до второго, то в нашем занудном офисе дни рождения отмечать не принято. Нет, просто одинокий холостяк искал, где бы выпить чашечку кофе с очаровательной гостеприимной хозяйкой. Внезапно в голову пришла мысль про жену коллеги, красавицу Элизабет, вот я и пришел.
Она сварила ему кофе, он полюбовался спящей Эйлин, поболтал про Эшлинг, отца и магазин Стефана, а потом сказал:
– Я переживаю за дела Генри в офисе, именно об этом я и хотел с тобой поговорить.
Элизабет напряглась. Она не хотела ничего слышать, ей не нравилось поведение Саймона.
– Что касается офисных дел, то разве не следует обсудить их с Генри лично? – ответила она с беззаботным видом, но с явной настойчивостью.
Менее смелый человек понял бы намек и отступил, однако Саймон продолжал упорствовать:
– Нет, я не собираюсь трепаться и пересказывать слухи, чтобы просто посудачить. Меня беспокоит его работа. Он делает все слишком медленно и постоянно расстраивается…
– Саймон, я говорю тебе на полном серьезе: я знаю, что ты хочешь как лучше и тобой движут самые благородные чувства, но ты должен понять, что я не могу и не буду обсуждать работу моего мужа в вашей фирме. Вы с ним давние друзья, знаете друг друга целую вечность. Ты и сам можешь ему сказать, в чем проблема, – что будет куда проще, чем разговаривать со мной.
– Так в том-то и дело, что он не желает меня слушать!
– Я тоже не желаю тебя слушать и не желаю оказаться в положении, когда мне придется решать, передавать ли ему твои слова. Нет, это несправедливо, и ты не должен так поступать со мной. Если бы у меня на работе возникли проблемы, я бы обсудила их с тем, кто к ним причастен, и не стала бы вовлекать жен и мужей. И тебе следует сделать то же самое.
– Да говорю же тебе, я пытался! Я обратился к тебе как…
– А если бы оказалось, что человек не в состоянии меня выслушать, то я бы написала ему письмо. В письменном виде проще все перечислить.
– Некоторые люди настолько чувствительны, что им везде мерещатся оскорбления и грубости, поэтому они могут подумать, что письмо – это худший способ высказать свое мнение.
Элизабет с усилием улыбнулась: