Зажги свечу

Элизабет внимательно читала мамины письма и не могла понять, то ли мама тоскует по тем дням, то ли упрекает себя в эгоизме. В конце концов она решила, что мама, пусть и с запозданием, рассказывает о своей жизни, так что, возможно, отвечать лучше всего в той же манере: общими словами, небольшими историями. Элизабет рассказывала про школу и сравнивала ее с монастырем в Ирландии, описывала странных людей, которых они с отцом встречали на игре в бридж, а иногда спрашивала, нет ли какого-то неизвестного ей способа испечь пирог так, чтобы фрукты не опустились на дно, или как отпустить юбку, чтобы край выглядел красиво. Мама с радостью прислала ей поваренную книгу и, явно довольная вопросом, объяснила про использование ленточки или тесьмы на подоле. Элизабет старалась каждую неделю придумать какой-нибудь вопрос по домоводству.

Она считала, что маме одиноко, и знала, что отцу одиноко, а еще чувствовала, что теперь Эшлинг нечего ей сказать, а потому она пишет только тогда, когда пишет тетушка Эйлин. Элизабет переживала, что тетушка Эйлин сильно занята и всего лишь придумывает какие-то милые вопросы, как делала сама Элизабет в письмах к матери. Она также знала, что Моника Харт считает ее унылой зубрилкой, с которой со скуки помрешь и от которой никакого толку в деле соблазнения молодых людей, так как Элизабет упорно сидела дома и училась.

И что она получала в награду за все свое усердие? Всего лишь держалась среди лучших учеников в классе, но никто не считал ее выдающейся и особо одаренной. Ей требовалось гораздо больше времени, чем способным девочкам, чтобы понять урок, хотя она и старалась изо всех сил и часто застенчиво стояла рядом с учителем математики, который смотрел на нее с раздражением:

– Я всю неделю вам объясняю, и ты киваешь. Почему сразу не сказала, что ничего не поняла?..

Затем следовало быстрое и часто нетерпеливое, но все же добродушное объяснение. Не часто бывает, чтобы шестнадцатилетняя девушка, с падающей на глаза челкой, скромно оставалась после уроков и признавала, что хочет, но не может понять сложные темы. Для учителей ученики обычно делятся на две категории: одни понимают и могут справиться с задачей, и с ними душа учителя радуется, а другие не способны и не желают понять, а потому просто бездарно тратят школьные годы. Элизабет не вписывалась ни в одну из двух категорий.

Преподаватель рисования мистер Брейс с удовольствием уделял ей время. В ирландской школе ее ничему не научили, говорил он коллегам в учительской. По ее словам, на уроках рисования им только показывали изображения Девы Марии и иллюстрации к сценам из тайн розария[21].

Остальные учителя рассеянно покачали головой. В ирландских монастырях и впрямь много странного происходит, но, зная пристрастие мистера Брейса к пиву за ланчем, на его слова полагаться не стоило. За его спиной девочки в школе прозвали его Брейс Пивной Живот и жаловались друг дружке, что от него попахивает, но Элизабет прониклась к нему симпатией. Он умел доступно объяснить понятным для нее языком. А еще все чаще задавал вопросы про монастырскую школу. Его первая жена была католичкой, но никогда не упоминала про тайны розария. Элизабет же никогда не задумывалась над перспективой в рисунке, пока мистер Брейс не объяснил ей, и потом краснела от счастья, когда он показал всем ее натюрморт как лучший в классе. Ей даже нравились его уроки по истории искусства, которые никто из остальных учениц не слушал. Когда он демонстрировал репродукции старых мастеров, Элизабет с интересом рассматривала картины, а не живот мистера Брейса или его пальцы с грязными ногтями, частично перекрывавшие изображение. Она пыталась вообразить себе мир замков и дворцов и людей со странными лицами, на которых ничего не отражалось, потому что они были принцами.

Элизабет заинтересовалась, почему среди знакомых ей изображений Мадонны нет ни одного, посвященного Лурдской Божьей Матери. В школе в Килгаррете они висели повсюду.

– Явление Божьей Матери в Лурде? – спросил мистер Брейс. – Когда оно произошло? Я ничего про это не знаю.

– Лет сто назад, наверное. Может, слышали, святая Бернадетта, разные чудеса и исцеления людей, – сказала Элизабет.

– Ну, Рафаэль вряд ли мог предсказать такое заранее, – ответил мистер Брейс. – Его ведь в то время уже на свете не было, верно?

Элизабет залилась краской и решила больше вопросов не задавать. Мистер Брейс, пожалев ее, дал Элизабет почитать несколько книг по истории искусства и один из своих бесценных сборников репродукций.

– Я иногда злюсь и кричу на учеников, – сказал он. – Однажды ты тоже будешь стоять перед целым классом и тогда поймешь меня.

– О нет, я не хочу быть учителем! – решительно заявила Элизабет.

– А кем же ты хочешь быть? – спросил он с любопытством.

Элизабет растерялась:

– Понятия не имею, но уверена, что разберусь, когда время придет.