Зажги свечу

Элизабет помчалась наверх, переодела блузку, умылась в ванной ледяной водой и с беспокойством уставилась на свое отражение в зеркале, испещренном темными пятнышками там, где отвалилось зеркальное покрытие. Увиденное ей не понравилось. Слишком прямые волосы и совершенно бесцветные. У настоящих блондинок волосы золотисто-желтые, а у нее чисто-белые, словно у старухи или альбиноса. А лицо… Боже, почему у кого-то лицо равномерно залито одним цветом, а у нее покрыто пятнами красного и белого?!

Уперев руки в боки, она критически осмотрела видимую в зеркале часть фигуры и решила, что выглядит очень неуклюже. Грудь слишком маленькая и заостренная вместо красивой выпуклости, от которой у прохожих брови поднимаются. Честно говоря, она скорее похожа на высокую школьницу, чем на взрослую женщину.

Чувствуя облегчение и разочарование одновременно, Элизабет поняла, что Джонни никак не мог ей увлечься. И слава богу, что она не стала устраивать нелепые сцены.

* * *

Они поужинали жареной рыбой и картошкой в рыбной лавке на углу улицы. Она показалась им более уютной, чем обеденный зал в гостинице, хотя до нее пришлось бежать под проливным дождем. Они разговаривали о том, что скажет мистер Ворски о каждой купленной ими вещи, и что Элизабет будет делать в следующую субботу в магазине, и почему у Гарри и Вайолет нет никакой хорошей мебели, все современное, новое и дешевое. У матери Джонни мебель была превосходная, но зато она сама не отличалась теплотой и гостеприимством. Она бы никогда не стала стараться ради того, чтобы кто-нибудь приехал к ней в гости, она просто ожидала, что сын всегда будет с ней, и разочарованно хмыкала, когда он с ней не оставался.

Элизабет рассказала Джонни про Монику, про изощренные истории, которые та придумывала для матери, когда ходила на свидания с парнями. Монике приходилось записывать свои выдумки в блокнот, чтобы не проколоться. Джонни ответил, что Моника ведет себя глупо; ей нужно прямо сказать матери, что она собирается жить своей жизнью и надеется, что при этом они все останутся добрыми друзьями. Тогда ей придется мириться только с тем, что временами мать будет хмыкать.

– Для девушек все по-другому, – вздохнула Элизабет.

– Да уж, все так говорят, – согласился Джонни. – Может, стоит вернуться в гостиницу и дать тебе возможность отдохнуть? Завтра будет долгий день, пока доедем, пока разгрузимся, а потом тебе еще и в колледж?

– Да, пожалуй, мне надо бы отдохнуть, – ответила Элизабет.

Они оба намеренно избегали слова «спать».

Возвращаться обратно в гостиницу снова пришлось под дождем.

Элизабет села на краешек своей кровати, где заранее положила под подушку синюю ночную рубашку, и огляделась. Плотные фиолетовые обои с узором, огромный уродливый туалетный столик, маленький узкий платяной шкаф, пропахший нафталином и настолько забитый одеялами, что не оставалось места для одежды. Всего один белый стул, на который им обоим придется сложить свои вещи.

Элизабет печально посмотрела на ноги:

– Я насквозь промокла, надо пойти помыться.

От холодной воды ноги превратились в ледышки, но Элизабет еще и ополоснулась, на случай если Джонни… Ну, не хотелось бы вонять жареной рыбой и картошкой!

В ванной она переоделась в ночнушку и, осторожно выглянув за дверь, решила, что в коридоре достаточно безопасно, чтобы добежать до номера. Джонни не воспользовался тактично предоставленной возможностью раздеться и читал газету, сидя на уродливом белом стуле.

Элизабет быстро запрыгнула в кровать и натянула одеяло до подбородка, усиленно делая вид, что дрожит от холода.

– Я так и знал, что ты попробуешь на мне свои штучки, чтобы заставить меня прийти к тебе в кроватку и согреть тебя, – засмеялся Джонни, продолжая читать газету.

Элизабет почувствовала, как лицо и шея залились краской:

– Нет, ничего подобного, я вовсе не…

– Я всего лишь дразнил тебя, милая, – зевнул Джонни, вставая со стула, потом подошел к Элизабет и чмокнул ее в щечку. – Вот, почитай и узнай, что творится в мире.

Благодарная за возможность заняться чем-нибудь, пока сойдет румянец, Элизабет отвернулась от Джонни и попыталась сосредоточиться на попавшемся под руку спортивном разделе.

Кровать Джонни скрипнула раз-другой, и Элизабет, сама не понимая почему, почувствовала досаду. Конечно, заниматься любовью было бы нелепо, а вдруг она забеременеет? А если будет больно и кровь зальет всю гостиничную кровать? А если у нее не получится? А если он потом отвернется и откажется продолжать с ней общение, как предупреждали монахини в Килгаррете? Если позволить мужчине получить свое, то он перестанет уважать девушку, не захочет больше с ней общаться, ведь ему бы не понравилось, если бы его собственная сестра вела себя подобным образом…

– Я выключу свет или ты хочешь дочитать газету?

Элизабет посмотрела на него и улыбнулась:

– Я так устала, что ни строчки не понимаю. Пожалуй, пора перестать сражаться со сном и позволить ему победить…

Он протянул к ней руку, и Элизабет вытянула руку ему навстречу.