Первым заговорил Джонни, выражая восхищение всем, чем следовало восхититься. Как идеально положен слой краски! Три слоя? Да, точно, он так и подумал, что должно быть три слоя. Джонни восторгался хорошо продуманной проводкой: светильник над кроватью и еще один над умывальником. Хвалил яркие, чистые цвета, которые выглядели жизнерадостно даже зимой.
Пока Джонни разливался соловьем, Элизабет собралась с мыслями и тоже принялась хвалить, благодарить и восхищаться. Она положила сумку на кровать и огляделась с такой благодарностью, что улыбка Гарри расползлась до ушей и он чуть не лопнул. Подчиняясь импульсу, Элизабет обняла его и, увидев восторг в глазах мамы, обняла и ее тоже. А когда Элизабет входила в обшарпанный магазинчик на углу, то мама всего лишь чмокнула ее в щеку.
– Мама, все так здорово! – воскликнула Элизабет.
Мама обняла ее в ответ. За плечом матери Джонни подмигнул Элизабет, и она поняла, что правильно поступила, решив не обращаться к маме по имени.
Джонни остался на ужин, и атмосфера в доме становилась все более задушевной. Гарри походил на большого ребенка; за прошедшие два года он стал толще и добродушнее. Мама еще сильнее похудела, хотя, казалось бы, дальше уже некуда, постоянно суетилась и много курила. На исхудавшем лице глаза выглядели огромными, как блюдца. Несколько раз она нервно подскакивала, стараясь угодить.
Гарри и мама явно по-детски довольны, что Джонни еще не познакомился с отцом, подумала Элизабет. Гарри даже сказал: «А здорово, парень, что мы первые на тебя посмотрели, верно?» – словно она привела Джонни, чтобы получить их одобрение.
– Джонни еще незнаком с папой, поскольку работает у мистера Ворски, а, как мама написала в письме, папа понятия не имеет, где находится антикварный магазин, – ничуть не смутившись, ответила Элизабет, помолчала и на случай, если кому-нибудь захочется покритиковать отца, добавила: – Вы бы глазам своим не поверили, если бы увидели папу теперь. Он жить не может без бриджа. Не надо ломать голову над выбором рождественского подарка: сгодятся новая колода карт, блокноты для подсчета очков или маленькие пепельницы для бриджа. А еще он постоянно с кем-нибудь встречается. Если в округе появился новый сосед, умеющий играть в бридж, то отец познакомится с ним за неделю.
– Подумать только, у Джорджа столько друзей! – слегка удивилась мама, словно речь шла о каком-то старом знакомом.
– Их вряд ли можно действительно назвать друзьями, – возразила Элизабет.
– Ну разумеется, они друзья! – вмешался Джонни. – Если он ходит к ним в гости, а они приходят в Кларенс-Гарденс, то кто же они еще? Враги, что ли? Ей-богу, Элизабет, ты ведь не ждешь, что люди будут резать себе руки, чтобы смешать кровь, как индейцы?
Все засмеялись.
– В Ирландии мы с Эшлинг однажды так и сделали, – вдруг сказала Элизабет. – А я и забыла…
– Ну вот видишь! – ляпнул Гарри, пытаясь дать понять Джонни, что он на его стороне.
Джонни все понял и приобнял Гарри за плечи:
– Гарри, давайте дадим дамам возможность поболтать, а вы покажете мне свою мастерскую. И если вдруг во время поездок вам попадутся старые весы, такие, старомодные, с медными гирьками…
Мама закурила новую сигарету и, наклонившись к Элизабет, взяла ее за руку:
– Дорогая моя, он такой славный! Замечательный молодой человек. Я безумно рада за тебя, я ведь и об этом переживала… помимо всего прочего. Волновалась, что у тебя нет ни парня, ни общения, ни развлечений. В своих письмах ты про такие вещи почти ничего не писала.
– Похоже, бесполезно говорить, что он не мой парень, – вздохнула Элизабет. – Честное слово, вплоть до вчерашнего дня мы с ним едва ли толком разговаривали. Я всего лишь работаю вместе с ним по субботам. Хотя он и правда очень славный. С ним весело, поездка получилась замечательная, время пролетело совершенно незаметно.
– Я знаю, – сказала мама, – когда ты с правильным человеком, то и времени не замечаешь.
На выходных они часто говорили про Джонни, что позволяло не упоминать отца. Мама чувствовала себя виноватой перед ним за то, что ушла без объяснений.
– Не думаю, что от объяснений был бы толк, – несколько раз повторила ей Элизабет, чувствуя себя на много лет старше, чем в тот день, когда мама уехала из Кларенс-Гарденс. – Я пришла к выводу, что папа не особо кого-то слушает.
Иногда Гарри, явно обеспокоенный, тоже заговаривал об отце:
– Элизабет, ты уже молодая девушка, и я не хочу, чтобы ты решила, будто я разговариваю с тобой свысока, как взрослый с ребенком, но мы с твоей матерью переживаем за тебя, как ты там одна живешь… Твой отец занят только собой, разве же это дело? Вайолет не хочет слышать про него ни одного дурного слова, да и я не стану осуждать чужих отцов, но ты ведь не будешь отрицать, что он человек странный и холоден как лед? Словно у него вместо сердца камень. В Престоне тоже есть колледж искусств…
– Я знаю, Гарри, но…