В колледже никто не заметил потерю девственности. Кейт спросила, хорошо ли она провела уик-энд, и рассказала про кошмарную вечеринку, когда кто-то украл из лаборатории чистый алкоголь, его разбавили лимонадом, все напились и почувствовали себя отвратительно.
Отец тоже ничего не заметил. Он брюзжал и нервничал, так как эта надоедливая миссис Эллис хотела прийти, чтобы помочь с подготовкой к игре в бридж, а он сказал ей, что дочь поможет. А теперь оказывается, что дочь поздно вернулась домой с севера, поздно пришла из колледжа и кое-как готовит ужин.
– Сегодня ведь моя очередь принимать гостей! Ты всегда готовила сэндвичи… и закуски, – начал скулить отец.
– Папа, очередь и в самом деле твоя, так что можешь сам приготовить закуски и сэндвичи. У меня есть печенье и немного сыра. Хлеб в хлебнице, масло в кладовой. Гости твои, ты и готовь.
– Но мы же так не договаривались…
– Папа, разве с тобой можно о чем-нибудь договориться? Скажи мне! Как хоть кто-нибудь сможет прийти к соглашению с тобой о чем угодно? Я только что вернулась из первой поездки к твоей жене. Бывшей жене. К женщине, на которой ты женился двадцать лет назад… И предположительно, любил ее тогда, а она любила тебя. Но ты меня хоть о чем-то спросил? Ни слова не сказал! Может, мама лежит в больнице на пороге смерти? Может, она ужасно несчастна. Да что угодно с ней может быть, но тебе наплевать! По крайней мере, она поинтересовалась, как у тебя дела, и Гарри тоже интересовался, и они хотели знать, как ты живешь сейчас. Но ты настолько бесчувственный, что не спросил про них ничего.
Элизабет едва сдерживала слезы.
Отец сел.
– Да что я такого сделал? – Он выглядел как школьник, которого наказывают непонятно за что.
– Черт возьми, дай мне хлеб, и я намажу его маслом! Отрежу корочки и оставлю на подносе, – сдалась Элизабет.
– А разве ты не будешь разносить закуски?
– Ничего себе заявки! Я никогда не понимала, почему мама называла тебя ледышкой, а теперь наконец поняла!
– Я так и знал, что Вайолет и тот малый настроят тебя против меня. Я знал, что именно это они и задумали, когда уговаривали тебя приехать к ним.
Элизабет уставилась на него в полном недоумении и внезапно расплакалась, закрывая лицо руками и стараясь не смотреть, как отец убирает хлеб в сторону, чтобы не намок от слез, а то ведь потом не из чего будет делать сэндвичи.
Мистер Ворски был единственным, кто заметил изменения в Элизабет, и считал, что знает причину. Элизабет вела себя так, словно стала частью семьи, состоявшей из самого мистера Ворски и Анны Стреповски во главе, а Джонни, очевидно, являлся их наследником. Элизабет говорила так, словно выходила замуж в королевскую семью. Стефан Ворски посмеялся про себя над приходящими в голову вычурными идеями, но именно так оно и выглядело.
– Мистер Ворски, а вы не задумывались над новой вывеской для магазина? Вы ведь знаете, в колледже мы изучаем каллиграфию, и преподаватели всегда ищут какие-нибудь настоящие заказы… Я вчера говорила Джонни, что вывеска с позолотой может быть очень к месту. Он вам не сказал? Нет? Ну что ж, я не хочу навязываться со своими идеями…
Или вот в другой раз:
– Мы с Джонни собираемся сделать надпись с именем вашего магазина на фургоне. Вы согласны? Или предпочли бы не привлекать внимания? Джонни поспорил со мной на два шиллинга, но я вам не скажу, на что именно он поставил!
Мистер Ворски втайне поделился своими подозрениями с Анной Стреповски, но она только фыркнула и сказала, что у него слишком богатое воображение.
– Все мужчины думают: если женщина выглядит счастливой, то только потому, что мужчина доставил ей удовольствие!
Мистер Ворски не собирался спорить о принципах и убеждениях, но был готов поставить любые деньги на то, что его подозрения верны.
Элизабет безумно переживала о том, что будет дальше. Захочет ли Джонни попробовать снова, и если да, то где и когда? И следует ли ей проявить энтузиазм или придерживаться решения, будто ночь в гостинице больше не повторится? И как насчет контрацепции? Джонни сказал, что принял меры и проблем не будет. У Элизабет не хватало опыта понять, о чем он говорил, но, надо полагать, это означало, что в нее не попали маленькие сперматозоиды, от которых может произойти зачатие, поскольку Джонни сделал так, чтобы они остались на простыне. Элизабет заливалась краской при одной мысли о том, что кому-то пришлось менять после них постель, но на тот момент пытаться постирать простыню самостоятельно было бы как-то уж слишком неромантично и неправильно.
Той ночью Джонни обещал в следующий раз кое-что взять с собой, и Элизабет спокойно кивнула, но пока про «следующий раз» и речи не шло. Однако Джонни казался невероятно очаровательным и вне себя от счастья, когда она заходила в магазин по дороге домой из колледжа или даже пропускала вечерние занятия по пятницам, чтобы посмотреть на новые приобретения в уже начищенном виде, приготовленные для продажи в субботу.