Зажигая пламя

Мы выезжаем за ворота. Пару минут едем в абсолютном молчании. Меня потрясывает от нетерпения. Отец явно нервничает и выглядит довольно плохо. Острые скулы стали еще острее. Прическа далека от идеальной. Усталый взгляд, направленный вперед. Под глазами темные тени.

– Наверное, ты счастлив от того, что сделал, – внезапно говорит он.

Я молчу. Наверное… Наверное, я буду счастлив.

– Вот чего тебе не хватало, а? – Он бросает на меня взгляд, полный укора. – Машина, бабки, абсолютная свобода действий. Я же тебя совсем не допекал.

– Ты отнял у меня маму, – цежу я сквозь зубы.

– И поэтому ты втянул в наши семейные дела какую-то девчонку. А она своего отца. Думаешь, я никогда их не достану?

Я за этим прослежу. Алина будет вечно под моей защитой. Я пообещал это себе.

– Будешь мстить отцу своей жены и ее сестре? Тебе самому-то не смешно? – хмыкаю я презрительно.

– Забери свое заявление, Егор! – настойчиво говорит отец, вновь посмотрев на меня, но уже другим, просящим взглядом. – Откажись от своих показаний. Скажи, что на флешке липа. И никакого отношения к тому, что было на моем компьютере, она не имеет.

– А если нет, то что? Развернешь тачку? Не отдашь мне мою мать?

На секунду отец задумывается, но все же произносит:

– Нет. До нее мы доедем.

Я чувствую какую-то подставу от отца и уже жалею, что сел в его машину. Мы едем по объездной. Здесь расположены только производства, больниц тут точно нет. Возможно, мама вообще в другом городе. Или в пригороде. Наверное, сейчас отец свернет на автомагистраль. Или он что-то задумал?

Отец сворачивает, но куда-то не туда. У меня перехватывает дыхание. Лесополоса по обе стороны дороги. Сквозь деревья маячат надгробные плиты. Кладбище.

Мы подъезжаем к центральным воротам. Отец притормаживает, бросает взгляд на меня. Взгляд, полный сочувствия.

Не верю. Отказываюсь верить в то, что все это происходит на самом деле.

Миновав церковь, поворачиваем налево и наконец останавливаемся. Это место я знаю. Тут могилы моего прадеда, бабушки и дедушки. И…

Нет! Пожалуйста!

Бред какой-то…

Она все это время была здесь?! Весь этот год она просто лежала здесь?!

– Ты иди, сынок, я в машине подожду, – говорит отец негромко.

Я вываливаюсь из тачки. С каждым шагом ноги подкашиваются все сильнее. Я падаю. С трудом поднимаюсь. Прохожу между старыми могилами и оказываюсь рядом ней…

Этот день я навсегда запомню ознобом, пробирающим до костей, и пронзительным карканьем птиц над головой.

Я чувствую себя таким жалким… Никчемной пылинкой… Ведь я бросил ее. Я ничего не сделал. И теперь она здесь.

Просто крест, фотография и табличка. Не могу смотреть на ее портрет. Смотрю лишь на дату. Моя мама умерла год назад. Медленно сажусь на землю. Мне требуется минута, чтобы понять, что рыдания, которые я слышу, мои собственные.

Мама… Столько всего я хотел бы тебе сказать, но опоздал.

Мне нужно… Я должен… Господи! Я должен прижать к стенке отца и потребовать от него ответы. Как это произошло? Кто виноват? Кто допустил ее смерть?

Но разве это теперь важно? Разве чертовы ответы смогут ее вернуть?

Не знаю, сколько проходит времени. Не могу найти в себе силы встать и уйти. И говорить с мамой тоже не могу. Какая глупость – разговаривать с мертвецами рядом с их могилами. Никто же не услышит. Не ответит.

Наконец я встаю и возвращаюсь в тачку. Отец с каменным лицом смотрит на меня. А я вообще не могу на него смотреть.

– Твоя мама была душевнобольной, – сообщает он. – Не ищи виновных, сынок, прошу тебя.

– А кто виноват? – мой голос сипит.

– Маша обвиняла Юлиану, – после недолгого молчания говорит отец. – Однажды ко мне пришел какой-то журналист, позже я узнал, что он работает на местном канале. Он встретил твою маму в одной из клиник, заинтересовался ее историей. И мной, конечно. Пытался раздуть из этого сенсацию. Через неделю Маши не стало, и мне пришлось… – отец осекается и громко сглатывает.

– Что ты сделал? – я сверлю его взглядом.

– Твоя мать морила себя голодом. Клинике такой скандал был не нужен. Мне – тем более. Я скрыл ее смерть. По документам моя бывшая жена сбежала из психиатрического отделения и пропала без вести. Табличка с датой смерти, фотография, – он кивает на могилы за окном, – появились недавно. Раньше эта могила была безымянной. Потом… Липовая эксгумация могилы безымянной нищенки, липовое перезахоронение.

Я истерично усмехаюсь.

– Ничего смешного, Егор. Ты представляешь, сколько это бабок? Сколько людей пострадает, которые участвовали в этой липе?

– Представляю, – вновь усмехаюсь я. – И ты мог этого избежать.

– Как? – рявкает отец.

– Не разводиться с ней! – цежу сквозь зубы. – Не бросать ее. Не светить перед ее лицом своей счастливой рожей и новенькой женой. Поговорить с ней, в конце концов. Просто поговорить. Уделить время, а не долбаным клиникам платить, чтобы они держали ее в изоляторах.

– Все уже сделано, – резко капитулирует он. – Я боялся твоей реакции, поэтому молчал. И правильно делал, судя по всему. Ты не умеешь реагировать адекватно. В тебе говорят только эмоции. Ноль здравого смысла. У нас все отнимут. У нас, понимаешь?