Зажигая звезды

– Хорошо, спасибо, – шепотом произносит Бель. – Я буду беречь ее, обещаю.

У меня нет сомнений в том, чтобы эта вещь оставалась у нее. Когда во мне осело понимание того, что я впервые посмотрел на футболку и чувство вины не поднялось на поверхность, все сразу встало на свои места.

Я понял, что любимые люди могут придавать другие эмоции привычным вещам и ситуациям. Может, теперь мне удастся смотреть на эту футболку и вспоминать, с какой радостью мама отдавала этот подарок и как улыбка озаряла черты ее лица. Точно так же, как у девушки рядом со мной.

Бель выучила наизусть инструкцию по эксплуатации Леви Кеннета, поэтому подготовила блокнот и ручку, которые ранее бросились мне в глаза. Несколько минут мы лежим в тишине, но потом я задаю вопрос, на который уже знаю ответ.

– Зачем блокнот и ручка?

– Знаю, что тебе так будет легче. – Она протягивает их мне, негласно подзывая меня к разговору.

Чтобы мой разум не решил сделать шаг назад, я быстро выхватываю ручку и блокнот из ее рук.

«Шрам остался после аварии. Я был вместе с мамой в машине».

Бель читает, и из нее вырывается рваный выдох, когда она замирает. В комнате воцаряется молчание, которое нарушается лишь громким стуком капель дождя за окном.

– Я не знала. – Ее голос прорезает тишину, пробираясь мне под кожу.

Она опускает взгляд и перебирает свои пальцы, качая головой.

– Об этом никто не знает, не так ли? – Зеленые глаза снова смотрят на меня, разрушая мою невидимую стену.

– Да. Только члены семьи. Папе удалось это скрыть, чтобы это не просочилось в прессу. Его не было в стране в тот день и еще несколько дней после. Я находился в больнице под присмотром его адвоката, – отвечаю я, сам не замечая того, что мне больше не требуется изложение мыслей на бумаге.

Господи, как ей удалось разговорить меня всего одним чертовым блокнотом и взглядом, ставящим на колени? Я замолкаю, пытаясь навести порядок в голове. Стараюсь вновь укрепить стену, выстроенную годами.

– Я не понимаю. Мой папа наверняка знал о произошедшем. Почему за все это время он хотя бы не намекнул мне? – Бель хмурит брови. – Хотя это глупый вопрос. Ему просто-напросто плевать. Мне напрямую никто ничего не рассказывал, но помню, как однажды вечером услышала их разговор с мамой. Папа сказал: «Оливия Кеннет умерла в автомобильной аварии». Мама начала причитать про то, что ты еще слишком юн, чтобы лишиться родителя. Хотя не знаю… как по мне, не существует подходящего возраста для потери близкого. – Она прикусывает щеку, задумавшись о следующих словах. – Помню, как папа произнес фразу, которую я не сразу поняла. Но затем, когда ты стал отстраняться от меня, его слова снова и снова прокручивались у меня в голове.

– Что он сказал? – Я прерываю ее.

– «Их дружба была обречена на провал с первых дней, но сейчас это точно произойдет. – Голос Бель понижается до шепота, и она закрывает глаза на пару секунд. – Потому что Аннабель никогда не будет достойна его».

Она потирает переносицу и уголки глаз, будто пытается сдержать слезы, а я стараюсь не поддаваться гневу и не представлять свой кулак, прилетающий в лицо ее отца.

Бель забирается на меня сверху и крепко обнимает, прижимаясь всем телом.

– Ты должен был рассказать мне в тот день… когда я бежала за тобой. Прошу, не уходи в себя, не прячься от меня. – Она нежно целует мой шрам через футболку. Короткий выдох покидает мои легкие, и я обхватываю ее талию.

Черт, эта девушка больше не намерена сдаваться. Теперь она решительно настроена залезть внутрь меня и рассмотреть все под микроскопом.

Мне приходится призвать всю силу духа, прежде чем заговорить.

* * *

– Мама, но ты обещала, что мы поедем на мотофестиваль, – стону я.

– Леви, ты видишь, какая ужасная погода за окном? Как нам там стоять? Мы все промокнем, – отвечает мне в тысячный раз мама.

Меня злит, потому что она не понимает, что это всего лишь дождь, а не масштабный ураган, сносящий все на своем пути. Дождь – это круто. Можно будет шлепать по лужам и наблюдать, как бензиновые пятна превращаются в радугу.

– Ну пожалуйста, мамочка! – Мне приходится перейти к козырям: она обожает, когда я называю ее мамочкой.

– Мамочка, да? – Она ухмыляется мне. – А ты хитрец.

Ее рука взъерошивает мне волосы.