Зажигалка

— Это она мне его навязала, — кивнув на девушку, пояснила Анна Брыгач. — И пусть она сама вам расскажет, как она с ним познакомилась. Не знаю, зачем он вам, я лично больше не желаю иметь с этим… человеком никакого дела. И другим не советую. Так что поговорите с ней.

Вольницкого поразила внешность девушки. В рабочей одежде, растрепанная и измазанная землей, совсем не накрашенная, она хоть и не красавица, но каким-то непонятным образом сразу же очаровывала. Очаровывала вульгарно, нахально и даже агрессивно. Ну просто глаз не отвести! Что в ней было такого? Наверное, секс. И тоже не подходила в поклонницы ловеласа, не вписывалась в длинную очередь баб, жаждущих его ласк. Это скорее покоренные ею самцы должны выстраиваться в очередь к ней.

Нет, Вольницкому она не понравилась, он вообще не терпел очередей и вульгарности. И уделять драгоценное время потрясающей садовнице не стал. Быстро проверил документы всех присутствующих, кроме того, записал несколько фамилий свидетелей, названных ему хозяйкой. Кстати, выяснил, что Вандзя не имеет алиби на воскресный вечер, и поверг ее в пропасть отчаяния информацией о гибели Мирослава Кшевца. Поскольку комиссар уже был в курсе того, что как садоводческий предприниматель пан Кшевец многих обманул, он не удивился отношению к нему хозяйки питомника, хотя ее работница Вандзя горячо отрицала это. Да ничего подобного, она уже давно познакомилась с паном Кшевцем в питомнике одного богатого типа, и тот слова плохого о Кшевце не сказал, и никто не говорил, просто он был очень энергичным и оперативным, мог достать любой товар, и у него всегда был большой выбор растений для клиентов. И это невозможно, невозможно, что его убили, она ни за что не поверит, это какая-то ошибка, ужасная ошибка…

Вольницкий сознавал, что тут в питомнике он сделал далеко не все и ему придется сюда еще вернуться. А Вандзя… Кто бы мог подумать? Вдруг засияла, как какая-нибудь звезда, собственным блеском. Первая из тех, кто безоговорочно во всем превозносит убитого предпринимателя, да еще так горячо! Надо будет ее еще раз допросить, сейчас нет времени, в комендатуре ждет брат убитого. И как это он вдруг неожиданно сам нашелся? Проверить надо будет алиби Анны Брыгач. Для этого он найдет время, не пошлет сержанта, допросит лично.

А пока, оставив вконец расстроенную Вандзю, комиссар поспешил в комендатуру полиции.

***

От нечего делать Собеслав разговорился с полицейским фотографом, и оба были очень довольны. Для полицейского Собеслав — знаменитый мастер фотографии, известный во всем мире, для Собеслава фотограф — источник возможной информации по интересующему его делу, ведь принимал в расследовании активное участие.

Собеслав охотно поделился со скромным коллегой секретами освещения и вообще роли света при крупных планах. Вроде бы вещи, известные всем фотографам, но ему удалось открыть некоторые не известные до сих пор маленькие хитрости, с восторгом воспринятые скромным коллегой, который в свою очередь немало поведал о подозреваемых по интересующему Собеслава делу. Вроде бы в то время, когда убивали Мирослава Кшевца, там видели машину, на которой приехал некий Ришард Гвяздовский, хотя это еще ничего не значит, ибо машина является собственностью авторемонтной мастерской какого-то Гваша, но это тоже еще ничего не значит, машина была не у самого дома, да и темнота наступила.

Возможно, оба, к обоюдному удовлетворению, могли бы еще о многом поведать друг другу, да нелегкая принесла Вольницкого — комиссар очень торопился. И принялся, по своему обыкновению, задавать вопросы на засыпку.

Собеслава они сразу же разозлили, он насторожился и ответы давал продуманные.

— Прилетел я сегодня, в первой половине дня. Сразу же встретился с сестрой, но она спешила на работу, так что разговор с ней получился коротким. Пожалуйста, вот авиабилет и счета отеля. Из Гренландии летел прямиком, лишь с короткой посадкой в Копенгагене. Вот уж не знаю, что вам еще требуется, чтобы этому поверить, свидетели есть, но из них лишь один говорит по-польски, пожалуйста, вот телефон, звоните.

— Кто такой?

— Алиция Хансен, по происхождению полька, долгие годы живет в Дании. И датчан могу дать, но уж с ними вы никак не поймете друг друга. Они только датский и знают.

Вольницкому датчане были до лампочки, свидетельницу Хансен он отложил на некоторое время. В данный момент его интересовали подробности личной жизни убитого, а у кого выспросить про них, как не у родного брата?

Пришлось Собеславу развеять надежды комиссара.

— Я не был в Польше практически четырнадцать лет, — вздохнул он, стараясь подавить раздражение и отвечать спокойно. — Приезжал лишь изредка и ненадолго, да и раньше старался как можно меньше встречаться с братом и сестрой. Не наладились у нас родственные отношения. Так что я понятия не имею, что тут делалось. Да, более-менее знаю и характер брата, и его взгляды, мне ни то ни другое никогда не нравилось, вот мы практически и не встречались. Уверен, о его жизни сейчас вы знаете намного больше меня.

— Вы и не переписывались с ним?