Заживляя раны (СИ)

А потом мир стал настолько реальным, что Кеншин даже забыл, что вслушивался в разговоры всех вокруг и собирался не упускать из виду никого, кто проходил бы рядом — какой-то продавец, разговорившись с Хико, спросил, почему Кеншин так угрюм. Тот ответил, что юноша наказан за свое поведение и Кеншин был вынужден целую вечность выслушивать, как они обсуждают, до чего невоспитанная нынче молодежь и что необходимо держать их в строгости, особенно таких, как сам Кеншин, потому что иначе у страны нет будущего. Для продавца, кажется, это была больная тема, а Хико просто веселился и, видимо, ждал, пока у объекта обсуждения лопнет терпение.

Наконец продавец, высказавшись обо всех недостатках нерадивой молодежи, предложил Хико купить сакэ по очень выгодной цене.

— Я купил уже два кувшина, — с сожалением в голосе сказал Хико, показывая на Кеншина, который нес покупки.

— Но учитель, — почтительным тоном начал тот, — если вы купите еще два, то, возможно, нам не придется приходить завтра.

В подзатыльник Хико вложил достаточно сил, чтобы в ушах зазвенело, но повеселевший Кеншин решил продолжать — он поклонился и засеменил спиной назад, бормоча, но довольно громко, чтобы учитель не гневался на своего нерадивого ученика и как он виноват, преуменьшая способности своего великого учителя в распитии сакэ.

Наблюдать за тем, как Хико пытается сдержать смех, было весело. По дороге домой Хико со злорадством отметил, что с завтрашнего дня веселиться у него времени не будет.

Кеншин занимался огородом большую часть времени. Хико не понимал в земледелии буквально ничего, поэтому не мог сопровождать его работу своими комментариями. Всё лето он провел в работе в поле, по дому и, если не считать ночных кошмаров, всё действительно было хорошо. По вечерам они часто сидели и разговаривали — обо всём на свете и эти разговоры были Кеншину особенно дороги. От походов в деревню было не отвертеться, но со временем и они стали вполне приемлемыми — особенно когда учитель заметил, что чем большим идиотом он выглядит, тем меньше у людей к нему вопросов, вот хотя бы как когда он дурачился у продавца, который хотел продать им сакэ. К концу лета ему уже удавалось держаться уверенно и никто ни разу не узнал в нем хитокири Баттосая.

========== Глава 23. Хико. Правда. ==========

Хико был доволен тем, как складывается их жизнь с Кеншином всё лето — парень наконец перестал походить на свое жалкое подобие и стал напоминать человека. Он всё ещё сидел временами в глубокой задумчивости, но вряд ли он когда-нибудь вообще избавится от этого. Главной задачей было научиться с этим справляться и жить дальше. Пока получалось довольно неплохо. Ученик был занят своим развлечением с огородом, а Хико принялся наконец за гончарное дело нормально, а не в перерывах между уходом за больным.

Хико нравилось гончарное мастерство, он находил в нем какое-то успокоение и не мог не отметить иронии — большую часть жизни он зарабатывал, убивая людей, а теперь, делая для них погребальные урны. В очередной раз выслушав про нежелание больше убивать от Кеншина, Хико сказал, что мальчику нужно перестать бояться собственного меча.

— В конце концов, не будь идиотом, — раздраженно сказал он, — хочешь ты этого или нет, но ты мастер меча и можешь скрываться здесь сколько тебе угодно, но этого не изменить.

— Я не хочу больше быть таким человеком.

Хико с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза.

— Это часть тебя. И отказываться от нее не только глупо, но и не решит твоей проблемы — ты совершил ошибки, владея мечом, и только владея им дальше, можешь всё исправить. Без меча ты только половина себя.

— То есть я должен снова убивать?

Парень решительно не понимал, о чем речь, и нес чепуху.

— Я не собираюсь говорить тебе, что ты должен делать, а чего не должен и как тебе всё исправить, — он даже не скрывал своего раздражения. — А тебе пора перестать ждать указаний от других людей. Я, как ты мог заметить, убиваю, не превращаясь при этом в развалину, но у меня нет универсального рецепта для тебя.

— Но почему?

Странно, что мальчик задался этим вопросом только сейчас. На его пути должно было встречаться немало людей, которые не мучаются душевными терзаниями от того, что убивали.

— Полагаю, потому что я никому не позволял распоряжаться силой, которая мне была дана и не вступал в противоречие со своей собственной душой, — он отпил сакэ, поражаясь тому, насколько пафосны его речи, — В общем, жил в мире с самим собой. И несмотря на то, какими бы высокими не были твои идеалы, твоему сердцу явно было этого недостаточно.

Кеншин задумчиво кивнул, судя по всему, он и сам думал о чем-то таком.

— Вы предупреждали меня об этом, — сказал он упавшим голосом.

— Да, предупреждал.

— Я не понимаю, — о, это же снова тон, которыми его ученик говорит глупости, — почему вы приняли меня снова? Я ведь ушел и… Вы должны быть разочарованы и злиться на меня, но вы только помогаете и заботитесь. На самом деле, я не знаю, что бы делал без вас.

— Полагаю, помер бы от потери крови, заражения или лихорадки.