Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир (СИ)

Посланник запросил Трепова письмом, где я нахожусь и за что арестована. Ему не отвечали. Он послал другое, более настоятельное письмо. Ему ответили, что я нахожусь в отличном помещении и что за мною хороший уход, но вопрос, где я, остался без ответа. После этого он обратился к Шувалову и получил в ответ то же презрительное молчание. Тогда Jewel, посоветовавшись с представителями прочих наций и решив, что если меня не освободят или не дадут удовлетворительного объяснения причин моего ареста, созвать особое совещание для обсуждения вопроса, как следует поступить дальше. Они не могли допустить подобного обращения со своими согражданами, и мое приключение послужило для них предлогом определить свои права с большей точностью и обезопасить своих соотечественников от русских полицейских западней.

После этого посланнику поспешили заявить, что я жива, здорова, ни в чем неповинна и скоро буду освобождена.

А тем временем со мною вступили в переговоры.

Вскоре после ухода сбиров ко мне явился посланный от графа Шувалова господин, весьма приличной наружности, и, немного помявшись, сказал:

— Сударыня, вам, конечно, тяжело и неприятно находиться в таком положении, но разве вы не предвидели, что рано или поздно это должно было с вами случиться?

— Нет, я не понимаю, на что вы намекаете.

Он с минуту помолчал и потом пошел прямо к цели.

— У вас есть драгоценности, письма, ценные бумаги.

— Ну, так что же?

— Вручите все это мне.

— Очень сожалею, что не могу исполнить ваше желание.

— В таком случае, я ухожу, чтобы дать вам время подумать.

Часам к трем он снова явился.

— Все, что я имею, находится в американском посольстве; ступайте туда и осмотрите. Мне скрывать нечего.

— А что же у вас там хранится?

— Письма, обязательство великого князя на 100.000 рублей, его духовная и больше ничего.

На другой день, утром, я снова увидела его и заявила о своем желании повидаться с кем-нибудь из членов американского посольства. Он отвечал, что это невозможно, пока я не отдам ему все мои письма и бумаги. Я решительно отказала: тогда он спросил:

— За какую сумму согласилась бы я уступить обязательство великого князя и его духовную?

Это предложение было внушено отцом Николая. Император приказал, чтобы обязательство великого князя было выполнено полностью, потому что, зная характер Николая, он считал, что я вполне заслужила эти деньги, но отец Николая, пользуясь моим положением, хотел что-нибудь у меня выторговать.

Я решила не уступать своих прав, но, мысль, что мое упорство может повредить Николаю, заставила меня изменить это решение, и я согласилась получить только половину вышеназванной суммы, а так же уплатить деньги за бриллиантовое украшение, подаренное Николаем и уже находившееся в руках его отца. Говорят, что я поступила глупо, но у меня уже не хватило сил терпеть. Я была одна, взаперти, не зная, когда меня выпустят, и что со мной будет; лишенная свиданий с несчастным Николаем и, не имея возможности ни с кем посоветоваться.

Наконец, после многих передряг, на пятый день моего заключения меня отвели домой. Но дома у меня были полицейские и Каролина с обязательством никого не допускать ко мне и прервать всякие сношения с внешним миром. Я сообщила об этом мистеру Jewel, и ему обещали, что сбиры будут переведены в нижний этаж дома, с обязательством, однако следить за мной и следовать всюду, пока я буду в России. Затем меня известили, что ко мне заедет граф Л., чтобы окончательно уладить мое дело. Это был мой хороший знакомый, один из видных представителей «серебряной старости», с которым я познакомилась на первом ужине в России и постоянно находилась в дружеских отношениях.

Визит графа Л. и доктора Б. Попытки вынудить у меня признание Николая сумасшедшим. Последние дни в России. Обращение с арестованными

В воскресенье, в 2 часа, вошел ко мне гр. Л., которого я увидела в первый раз в жизни совершенно трезвым. Он был в полной парадной форме; визит был официальный, и мы встретились, как люди, никогда не видевшие друг друга.

Он сказал, что очень сожалеет о происшедшем скандале, который, конечно, не случился бы, если бы они знали раньше то, что знают теперь, и что император, тронутый моим поведением, сделает мне на память подарок.

Все это, конечно, говорилось, чтобы смягчить меня. Затем между нами произошел следующий разговор:

— Что же вы теперь намерены делать?

— Все распродать и уехать из России.

— А когда же вы думаете выехать?

— Через две, три недели.

— Невозможно! Уезжайте поскорее; пока вы здесь, скандал не утихнет.

Наконец, мы условились о дне моего отъезда, после чего он просил меня, положа руку на сердце, сказать, не сумасшедший ли Николай?

— Столь же мало, как и вы, — был мой ответ.

После этого мы пожали друг другу руки, и он ушел, предупредив, что у меня будет доктор Б-ий, специалист по душевным болезням, для расспросов о психическом состоянии великого князя.