Без лишних украшений строят дом. Стекло, железо, камень, – вот святое Семейство архитектора, их трое Жестоких, твердых, режущих бедром. Засмейтесь, окна, распятым стеклом В дыму заката, в розовом настое Гнилого солнца тело золотое Качайте весело, как челн веслом. На дыбе вечера кирпично-алой Растянута в прямую пользы малой Великая кривая – красота. Но мы поем, по-прежнему ликуя, Когда нас распинают без креста И подло предают без поцелуя.
"В трагизме вечера с веселостью козлиной..."
В трагизме вечера с веселостью козлиной Немые призраки проходят предо мной. Костер, танцующий у заросли речной, Телодвижениям внимает Магдалины. Деревья черные молчат, как исполины, Насытившие плоть широкой тишиной. Над ними плавает ладьею костяной Печальный профиль твой, предатель неповинный. Плыви мучительно в мерцающую высь, На ветке облака угрюмо удавись И пеной мыльною пролей на землю лаву. Я вижу, как дрожит синеющий твой рот, Ты заслужил свою чудовищную славу, Ты для бессмертия созрел, Искариот.
"Я самого себя признал давно..."
Я самого себя признал давно, Из книг своих эпиграфы беру я. Мой конь крылат, его лучится сбруя, И стремя теплотой озарено. Я время пью, как древнее вино, Лаская ночь и сумерки целуя. Воспойте ж мне, народы, – «алиллуя», Ведь и мое лицо темным-темно. Неравнодушный к мертвецам, сырые Гробницы в нем… Но я не гроборыя, Взрывающий могильные холмы. Что делать мне, – в убранстве песни тленной Гуляющему по пространству тьмы Безумному наезднику вселенной.
19/июня 1927
"В тонком бокальчике мига..."
В тонком бокальчике мига
Муза вино подает…
Интермедии Ты в шуме тишины неслышно шаркай Подошвами сандалий за окном… Пусть мир – восьмичасовый эконом, – Войди в мой дом любовницею жаркой. Мы будем хохотать над старой Паркой, Сидящей над пустым веретеном, Мы в парк уйдем, и там в дыму ночном Мы встретим свой триумф под звездной аркой. Нас будет мчать луна, в ее росу Тебя единственную унесу, Тебя, чье тело – будущая книга. Я крикну: ты, как ночь, прекрасна – стой. Но ты уйдешь… В бумажном кубке мига Ты подаешь напиток золотой.
19/июня 1927
"Сапфировая ночь в больших топазах..."
Сапфировая ночь в больших топазах, В глубоких язвах тлеющих очей. Не ржавеет старинный дух мечей В блаженной сырости христовых пазух. Я вижу вас, растрепанных, чумазых, Природы неповинной палачей. Вы с каждым веком злей и горячей, Вот пухнут черепа в противогазах. Под ними толщиною в три вершка Барахтается хобот аль кишка – В заспинный горб со сжатым кислородом. О, внуки мамонтов, но без клыков, Сухие старцы… Смерть идет к народам По замыслу бессмертных дураков.