Свен сидел на корточках у дверей пиццерии и прилаживал дверную петлю. Заметив Бритт-Мари, он неловко вскочил на ноги и снял фуражку. У его ног стоял ящик с инструментами. Свен криво улыбнулся:
– Я только подумал, что я, да, подумал, что должен починить дверь. Я подумал.
– Ах-ха. – Бритт-Мари посмотрела на щепки у него под ногами.
– Да, я собираюсь, да-да, подмести здесь. Тут стало… я, да-да, ну… мне так жаль!
Он явно имел в виду нечто большее, чем щепки. Свен сделал шаг в сторону. Бритт-Мари прокралась мимо него, задержав дыхание, хотя уже почистила зубы.
– Мне, ну в смысле, мне ужасно жаль, из-за вчерашнего, – униженно пролепетал он.
Бритт-Мари остановилась, не оборачиваясь. Свен кашлянул.
– Я хочу сказать, я ведь, я совсем не хотел, чтобы ты почувствовала себя так… ну, как ты себя почувствовала. Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя… так.
Бритт-Мари закрыла глаза и кивнула. Дождалась, пока благоразумие прогонит прочь те чувства, которым очень хотелось, чтобы Свен до нее дотронулся.
– Я принесу пылесос, – прошептала она.
Она чувствовала, что Свен смотрит на нее. Под его взглядом ее шаги стали неловкими. Словно Бритт-Мари забыла, как ходить, не наступая себе на ноги. Ее слова, обращенные к нему, казались новыми и странными, как будто живешь в гостинице и шаришь по стене в поисках выключателя, а он включает не те лампочки, которые хотел включить ты сам.
Когда она открыла чуланчик, чтобы взять пылесос, из кухни следом за ней выкатилась Личность.
– Вот. Тут велели тебе передать.
Бритт-Мари уставилась на букет в руках у Личности. Тюльпаны. Сиреневые. Бритт-Мари обожает сиреневые тюльпаны, настолько, насколько Бритт-Мари в состоянии обожать что-либо без неуместной демонстрации чувств. Она нежно взяла цветы, изо всех сил стараясь не дрожать. «Люблю тебя» – так было написано на карточке. От Кента.
Нужны годы, чтобы узнать человека. Целая жизнь. Именно это делает дом домом. В гостинице ты не более чем гость. Гостиница не знает даже, какие цветы у тебя любимые.
Бритт-Мари наполнила легкие тюльпанами и на один долгий вдох снова оказалась там, возле собственной мойки и собственного чулана, в доме, где известно, какой ковер лежит в какой комнате, потому что она сама их так разложила. Белые рубашки, черные ботинки, влажное полотенце на полу ванной. Вещи Кента. Кентовещи. Не так просто выстроить такое заново. Однажды утром ты просыпаешься и понимаешь, что перебираться в гостиницу уже слишком поздно.
Возвращаясь из кухни, она не смотрела Свену в глаза. Слава богу, пылесос заглушает все, чего не следует говорить. Потом пришли Вега, Омар, Бен, Жабрик и Дино, пришли вовремя, и Бритт-Мари целиком занялась экипировкой футболистов. Вега, изучающе разглядывая Бритт-Мари, поинтересовалась, не с бодуна ли она, потому что, судя по виду, Бритт-Мари явно с бодуна. Бритт-Мари предельно ясно дала понять, что у нее отнюдь не бодун, а, с позволения Веги, грипп.
– А. Бывает и такой грипп. Сами утром тоже им болел, – рассмеялся Омар.
Бритт-Мари тут же повернулась к Банк и Личности:
– Именно об этом я и говорю! В поселке ходит вирус!
Банк покачала головой. Личность допила красное питье, которое Бритт-Мари оставила на столе.
Первый раз приветливый колокольчик над дверью (Свен починил дверь и повесил колокольчик на место) звякнул, когда вошли мужчины в кепках и бородах – пить кофе и читать газеты. Но один из них спросил Омара, когда «начинается матч»; после ответа Омара мужчины посматривали на наручные часы. Словно у них впервые за долгое время появилось спешное дело.
Второй раз колокольчик зазвенел, когда через порог, волоча ноги, переступили древние старушенции. Одна из них уперлась взглядом в Бритт-Мари и наставила на нее палец:
– Ты ущила мальщишек?
Бритт-Мари даже не поняла, слова это или какие-то нечленораздельные звуки. Вега наклонилась к ней и шепнула:
– Она спрашивает – вы наш тренер?
Бритт-Мари кивнула, не сводя глаз со скрюченного пальца, словно он вот-вот выстрелит. Получив подтверждение, старушенция вытащила из корзинки под поручнем ходунков пакет и сунула в руки Бритт-Мари:
– Хрумты мальщишкам!
– Она говорит – это фрукты для мальчиков из команды! – услужливо перевела Вега.
– Ах-ха. Позвольте довести до вашего сведения, что в команде есть и девочка, – проинформировала старушенцию Бритт-Мари.
Старушенция злобно зыркнула на нее. Потом на Вегу и ее футболку. Другая старуха, протолкнувшись вперед, что-то неразборчиво проурчала первой, после чего первая указала на Вегу и злобно зыркнула на Бритт-Мари:
– И ей хрумты!
– Они говорят, мне тоже полагаются фрукты, – довольным голосом сообщила Вега и, забрав пакет у Бритт-Мари, заглянула в него.
– Ах-ха, – сказала Бритт-Мари и принялась яростно расправлять юбку всеми известными ей способами.
Когда она снова подняла глаза, обе старушенции стояли так близко к ней, что и листа формата А4 было не просунуть. И указывали на нее и на Банк.
– Девоньки, отвесите детей к этим щертям гороцким, скащите, что Борк не помер! Мы не померли! Скащите им, слыщьте?