Здесь была Бритт-Мари

Игра началась с того, что какой-то крупный мальчик со сложной прической сильно стукнул Дино локтем. Когда Дино снова завладел мячом, эпизод повторился, только удар был еще сильнее. В паре метров от Бритт-Мари подпрыгивала коуч-фигура в мокрой от газировки тренерской куртке и ободряюще выкрикивала:

– Иииименно! Заставь себя уважаааать!

Бритт-Мари не сомневалась, что у нее вот-вот случится сердечный приступ, но когда она поделилась этим с Банк, то узнала, что «так бывает, когда следишь за матчем». Кто тогда, вообще говоря, захочет смотреть футбол? Когда мяч в третий раз попал к Дино, крупный мальчик на всех парах ринулся к нему, выставив локоть. И в следующую секунду уже лежал на спине. Над ним стоял Макс – расправив грудь и выпрямив руки. Он повернулся и пошел к скамейке еще до того, как судья показал ему красную карточку.

– Макс! Ха! Ты это, как его? – ликовала Личность.

Банк стукнула Макса палкой по бутсам:

– Он разговаривает как эти, а играет как наш.

Макс улыбнулся, что-то ответил – но Бритт-Мари не расслышала. Судья дунул в свисток, игра возобновилась, и ноги Бритт-Мари сами собой подняли ее с места. Рот раскрылся – тоже непонятно почему. По полю бежали трое игроков, мяч отскочил от бортика прямо под ноги Бену. Бен уставился на мяч. А вся трибуна уставилась на Бена.

– Бей, – шепнула Бритт-Мари.

– ДА БЕЙ ЖЕ! – крикнул кто-то с трибуны.

Это был Сами. Рядом с ним стояла женщина, вся красная. Бритт-Мари впервые увидела ее не в халате медсестры.

– БЕЕЕЕЕЕЕЕЙ! – вопила Банк, рубя воздух палкой.

И Бен пробил по мячу. Воздух кончился. Бритт-Мари закрыла лицо руками, Банк плюхнулась возле коляски Личности с криком: «Что там? Говори, старая перечница, что там происходит?!»

Трибуна замерла, словно не веря в произошедшее. Сперва казалось, Бен вот-вот заплачет, потом – будто он ищет, куда спрятаться. Через минуту он оказался в самом низу завывающей кучи из рук, ног и белых футболок. Борг вырвался вперед: один-ноль. Сами носился по трибуне кругами, раскинув руки, как крылья самолета, Кент и Свен вскочили, перевернув стулья, так торопливо, что случайно обнялись, и Сами на всякий случай бросился между ними, чтобы предотвратить драку.

Из хаоса выбралась женщина с красным лицом и ринулась вниз по ступенькам. Какие-то сотрудники пытались заступить ей путь, поняв, что она сейчас выскочит на поле, но остановить ее не смогли. Они не смогли бы остановить ее, даже будь у них оружие. Бен плясал с мамой, и это было их неотъемлемое право.

Борг проиграл со счетом 14:1. Это неважно. Они сыграли этот матч так, словно он – главное событие вселенной.

И это важно.

32

В определенном возрасте почти все вопросы, которые человек ставит перед собой, сводятся к одному: как я живу эту жизнь?

Если зажмуриться достаточно крепко и надолго, можно вспомнить почти все. Все, что делало тебя счастливой. Мамин запах, когда тебе было пять лет, и вы, смеясь, вбежали в подъезд, спасаясь от внезапного ливня. Холодный папин нос, прижатый к твоей щеке. Шершавый мех игрушечного зверя, которого ты не дала забрать в стирку. Звук, с которым волны накатывали на скалы во время последних каникул на море. Аплодисменты в театре. Волосы сестры, беззаботно развевающиеся на ветру, когда вы потом шли по улице.

А еще? Когда она бывала счастлива? Несколько мгновений. От звука ключа в замке. Оттого, как стучало под ее ладонью сердце спящего Кента. От смеха детей. Ветра на балконе. Запаха тюльпанов. Первой любви. Первого поцелуя.

Несколько мгновений. Шансы пережить хоть одно из них у человека – любого человека – исчезающе малы. На то, чтобы оторваться от времени и нырнуть в пространство. Чтобы потерять голову от любви. Взорваться от страсти. У детей этих шансов несколько больше – они те избранные, кому это дано. А потом? Сколько вдохов и выдохов мы сделаем, не помня себя? Сколько чистых чувств заставят нас ликовать откровенно и не стыдясь? Сколько у нас шансов на благодать беспамятства?

Страсть – как детство. Она банальна и наивна. Ей нельзя научиться, она – инстинкт, она накатывает сама. Переворачивает нас. Увлекает с собой. Все прочие чувства родом с Земли, а страсть – из космоса. Тем она и ценна: она ничего нам не дает, но позволяет рискнуть. Забыть о приличиях. Не побояться непонимания окружающих, снисходительно покачивающих головами.

Когда Бен забил гол, Бритт-Мари вопила не помня себя. Ее ноги оторвались от пола Дворца спорта. Мало кого он оделяет своей благодатью в январе, космос.

За это футбол и любят.

Поздно вечером, через несколько часов после того, как закончился матч, Бритт-Мари снова была в больнице. Она отстирывала от крови белую футболку, а Вега сидела рядом на унитазе, и в ее голосе все еще пузырилась эйфория. Словно девочке не сиделось на месте. Словно она вот-вот взлетит в небо.

Сердце Бритт-Мари колотилось как сумасшедшее, она не понимала, как можно дальше жить, если дети утверждают, что готовы собрать команду и участвовать в матчах каждую неделю. Кто согласится подвергать себя подобному испытанию на еженедельной основе?