Здесь и сейчас

Если бы Марине Львовне кто-нибудь посмел сказать, что она мало любит своих домочадцев, то она рвала бы и метала в гневе, была бы нетерпима к обидчику. Искренне была бы нетерпима. Она твердо знала, что любит их всех, что, кроме них, у нее и нет-то никого, готова была жизнь положить ради них. Да что там, она уверена была, что это и называется простым словом «счастье». Но только иногда нестерпимо хотелось собрать вещи и уйти из дома, тихонько прикрыв дверь. Совсем уйти – и будь что будет. В такие редкие моменты Марина Львовна брала собаку, поводок и отправлялась гулять. Странное дело, именно собаку она как раз таки и не любила, признавала это неоднократно. Собака об этом догадывалась, к Марине с нежностями никогда не лезла, держалась на расстоянии. Но гулять покорно шла, а на прогулке вела себя странно послушно, не доставляя хлопот. Жалела, должно быть, сочувствовала. Марина долго гуляла по окрестностям, забывая оборачиваться время от времени назад, не помня, что не одна. Ни с кем не разговаривала на собачьей площадке, не знакомилась. Молча шла и шла, теребя в руках какой-то непонятный предмет, при ближайшем рассмотрении оказывающийся кожаным поводком. Все видимые приличия таким образом были соблюдены: она же не просто уходила, а с видимой целью, а что так надолго, так это от привычки все делать хорошо и качественно. Из какой-то странной благодарности по возвращении давала собаке кусок колбасы, которую та бережно принимала с удивлением, почтительно виляла хвостом.

Дети росли здоровыми, крепкими, а не дружными. Ладно бы Любик выбивался из строя – он мальчик, но девочки обязаны были дружить между собой, одни же гены, одно лицо. Но как раз таки у девочек и наблюдались непримиримые противоречия. И то, что жили они в одной комнате, не сближало, а только больше настраивало друг против друга. Дрались, вредили друг дружке до того, что периодически Любомиру приходилось утешать Верушку, уступать той свою комнату, а самому ночевать в Вериной кровати. С Любомиром Надя не дралась. С Надеждой надо было бы быть построже, чаще внушения делать, но рука у Марины не поднималась: в детской стремительности дочери, в ее безотчетном рвении быть первой всегда и везде, в желании покрасоваться и поверховодить Марина себя узнавала.

А Верка совсем не в Марину, скорей в Николаеву породу. Медлительная, скрупулезная, дотошная. Вдумчивая и мечтательная. Вот вроде бы она здесь, а вроде бы где-то в облаках витает. Или тихо сядет рядом, под руку подсунется и сидит так, не шелохнувшись, будто мышка в норке. Долго может сидеть, пока Марина не встанет, на домашние дела не оторвется. Хотя именно Верка, единственная из троих, на пианино играет.

Шикарное пианино «Красный Октябрь» Марина Львовна достала по блату, купила с тринадцатой зарплаты с премией. Очень хотела, чтобы дети музыкой занимались. Про покупку дома никто не знал, Марина решила сюрприз сделать. Пианино привезли из магазина в грузовике двое здоровенных грузчиков, пыхтя и отдуваясь, втащили в квартиру. Дети в приступе неописуемой радости вопили и мешались под ногами, Кира, застыв в кухонном проеме, прижимала руки к сердцу и фартуку, дядьки-грузчики матерились, Марина лихорадочно двигала стулья, собирала в охапку вазочки и цветочные горшки, освобождая место для того, что красиво именовалось инструментом. Детей, весь вечер в три руки энергично насилующих фортепиано, решено было отдать в музыкальную школу. Все были счастливы и довольны Марине на радость.

В музыкальную школу детей приняли, всех троих, несмотря на то что со слухом у них было слабенько, так себе. Особенно у Верушки, при прослушивании которой преподавательница незаметно морщилась и качала головой. А как их не взять? Многодетная семья, да еще тройняшки! Дома детям написали расписание занятий на инструменте, чтобы никто никого не ущемлял, без очереди не лез. Но только очередь к пианино закончилась быстро, когда малыши поняли, что из-под пальцев должны выходить не только собачий вальс и «Два веселых гуся», а еще и гаммы, нудные упражнения. Музыка оказалась не развлечением, а чередой сплошных ограничений, когда вместо казаков-разбойников во дворе надо было идти на сольфеджио, на музыкальные уроки с преподавателем. Любомир забросил музыку первым, найдя верный и серьезный предлог: его тренер в спортивную школу пригласил. Спорт – настоящее мужское занятие, не какое-то там пианино. Темпераментная Надька за инструментом отбывала повинность, поглядывая на выставленный перед носом будильник, когда же закончится отведенный для занятий час. Она даже тайком подводила стрелки вперед, чтобы сократить мучения. И через какое-то время тоже изменила музыкальным занятиям с художественным кружком. Только Вера занималась стойко, пусть и без удовольствия. Молча откладывала книгу, собирала ноты в коричневую жесткую папку и отправлялась в урочное время «на музыку». Со временем играть она стала довольно прилично, настолько, что, гордясь ее успехами, Марина говорила при гостях: «А теперь Верочка нам поиграет…»