Здесь и сейчас

Маме с папой еще предстояло узнать, что желтая майка лидера никогда не достанется их сыну, – тренер категорически отказался иметь с Любомиром дело. Каким-то чудом брат сдал весеннюю сессию в институте, на тройки, без стипендии, – это все, чем он мог похвастаться перед нами.

Мы с Надькой даже не поругались с самого утра ни разу, она была со мной последнее время непривычно заботлива и внимательна. Сама нервная, осунувшаяся, серые круги под глазами – из обрывков телефонных разговоров я поняла, что у нее на работе завал и какие-то неприятности, – а меня старалась морально поддерживать. Я вначале ждала, что сестра бросится вправлять мне мозги насчет замужества, ведь от моего решения зависело и ее дальнейшее благополучие: где же возьмешь молодого и красивого канадского миллионера, если я не пойду за Уолтера? Но Надежда держалась стойко и неприятными разговорами не досаждала. А на все осторожные вопросы о ее проблемах только отмахивалась, отвечала «ерунда, выкрутимся как-нибудь», но во взгляде сестры временами мелькала несвойственная ей, какая-то новая жесткость, от которой у меня по спине даже пробегали мурашки. Временами мне начинало казаться, что я ее такую боюсь, и всякое желание расспрашивать тут же пропадало. Но я была ей благодарна за поддержку – жизнь моя, казалось, окончательно дала трещину.

После ссоры с Давидом случилась новая напасть – внезапно заболела моя любимица Ласка. Она лежала на подстилке, свернувшись комком мгновенно свалявшейся шерсти, и вставала только для того, чтобы добрести, пошатываясь, до входной двери, где ее мучительно рвало желчью с кровью. Приходил ветеринар, но ничего обнадеживающего не сказал: похоже на отравление, наверно, съела на улице какую-то гадость. Врач ставил ей капельницы, делал уколы, но от прогноза тактично уклонялся. Я жалела, что не успела к этому времени сама стать ветеринаром, не могла ничем помочь – только ревела. От моей истерики Ласке становилось еще хуже, она принималась нервничать, и рвота открывалась с новой силой. Через два дня ее не стало. Мы с Надькой похоронили ее за домом на газоне, собственноручно под покровом ночи выкопав яму под молодой березкой.

Я проревела еще пару дней, поминутно натыкаясь взглядом на поводок, миску для воды, ненужные больше собачьи лекарства, – мои глаза выхватывали из окружающей обстановки именно эти предметы, и слезы градом катились по щекам.

Кира, тоже убитая горем после смерти собаки, с сердечным приступом лежала у себя в комнате, теперь уже мы вызывали врача для нее. И ей делали уколы, измеряли давление и уклончиво отвечали, что все должно быть хорошо.

Надежда носилась между нами с Кирой, стараясь быть одновременно нянькой и жилеткой. Она даже забросила работу, на несколько дней отпросившись у Наума. Надя варила для нас куриный бульон, ездила на Кузнечный рынок за творогом и сметаной и, чтобы как-то поднять настроение, привозила из «Севера» фирменные «корзиночки».

Уолтер должен был приехать через каких-то девять дней, вскоре после родительского возвращения. Он даже позвонил во внеурочный день и сообщил, что заказал билет на самолет. Я покорно пообещала встретить.

Все это время я ждала, что объявится Давид, но он, казалось, и не собирался этого делать. Я даже наступила на горло собственной гордости и поехала к нему сама. Долго звонила в дверь нашим условным звонком, но никто не открыл. Тогда я нагнулась и заглянула под коврик у двери – ключа не было. Выйдя на улицу, я посмотрела на его окна – там горел свет. Давид просто не хотел меня видеть. На смену банальной обиде пришло ощущение жгучей несправедливости. Всю ночь я терзалась сомнениями и раздиралась противоречиями. Что ж, я подумала-подумала и к утру решила выйти замуж: все будут рады и всем будет хорошо. А я? Что я, стерпится – слюбится, так люди говорят? Первой, кому я сообщила о судьбоносном решении, была сестра – хотелось хоть немного ее порадовать, – но Надежда, к моему удивлению, отреагировала как-то вяло, занятая собственными проблемами.

И идея ехать за Любомиром тоже принадлежала Наде, я чувствовала и вела себя словно амеба, абсолютно не способная на поступки и решения, просто плыла по течению, будто снулая рыба. Кирочка, правда, возражала, говорила, чтобы мы оставили брата в покое, незачем отцу с матерью с порога такой подарок преподносить – разящего перегаром сынулю. Надежда же закусила удила, уверенная, что сможет привести Любика в божеский вид до приезда папы с мамой. Они даже повздорили с Кирой из-за этого: Кира хотела ехать с нами, Надя возмущалась, что она считает нас маленькими; Кира просила хоть меня остаться дома, Надька возражала, что одна не справится. Положа руку на сердце, мне ехать на дачу совершенно не хотелось, но их перебранка грозила затянуться, и я согласилась, только чтобы побыстрее развести спорщиц в разные стороны. У Кирочки же сердце, ей нельзя ругаться. Я накапала Кире капель и уложила на диван, укрыв ноги канадским пледом, пообещала проследить, чтобы все было пристойно, и брат с сестрой не поубивали друг дружку.