В полной темноте я тряслась, будто в приступе малярии. Каким-то интуитивным, привычным, чисто механическим движением я зажгла ночник, и окружающее пространство озарилось робким, мягким светом: моя собственная спальня, прежде служившая спальней моим родителям, а еще раньше кому-то другому, мне неизвестному, должно быть тоже ныне почившему. В клетчатой фланелевой пижаме, поджав под себя одну ногу, я сидела посередине кровати на бывшей «маминой половине» – часть кровати, принадлежавшая когда-то отцу, вот уже несколько лет холодна и идеально ровна по утрам – и окружают меня до боли знакомые предметы. Дубовый шкаф, надежно стерегущий вещи. Туалетный столик, на котором с годами средства макияжа решительно вытесняются средствами по уходу – еще пара десятков лет, и они сами будут безжалостно замещены аптечными пузырьками. На столике сундучок, обтянутый кожей, традиционно покоящий внутри документы и нужные бумаги. Допотопное кресло с вытершейся обивкой – надо бы выбросить, да жалко. Пушистый ковер – единственное, что приобрела лично я.
Все такое домашнее и родное, привычное настолько, что даже перестаешь замечать, как не замечаешь собственную руку или ногу. Но отчего эти «домашние и родные» столь враждебны ко мне? Шкаф видится хранилищем скелетов, сундучок напоминает гробик, кресло похоже на доисторического ящера с кривыми ногами, и даже светлый меланжевый ковер таит угрозу?
Может быть, все оттого, что меня только что убили?
Я поняла, что не могу больше здесь находиться, сорвалась с кровати, выскочила босиком на лестницу и понеслась вниз, на первый этаж.
Я включила свет во всем доме – даже в кладовке! – но дом был настроен решительно и воинственно, он отвергал мою персону, хотел вышвырнуть наружу.
Такое бывало со мной пару раз после больницы, когда только-только начинали сниться парадоксальные сны. В таком случае я шла в комнату Оливера, тихонько ложилась на самый краешек кровати и успокаивалась, глядя на торчащие в разные стороны вихры сына, вдыхая его запах, слушая ровное мерное дыхание. Так я поступила и сейчас. Но волшебное средство не подействовало: Оливера не было, а без него неуемная дрожь да леденящий холод в босых ногах не проходили.
Я укрылась на кухне и решила прибегнуть к последнему средству – бутылке виски. Давно им не пользовалась, с тех самых пор, как познакомилась с Маркусом Шульцем. Спиртное обожгло горло, но не успокоило нервы – вторую порцию я все так же наливала дрожащими руками, горлышко бутылки дробью звякало о стакан. После третьей у меня хватило сил надеть на закоченевшие ноги колючие шерстяные носки. Лучше не становилось, наоборот – чем больше я пила, тем выше вырастали тени в углах, сильней хотелось вырваться из дома. Оставаться одна я была не в силах.
Как все-таки неправильно не иметь подруг и любовников: идти мне было некуда, а звонить и жаловаться некому. Всех остальных не хотелось беспокоить.
Безумной Офелией бродя по дому с бутылкой виски в одной руке и стаканом в другой, я старательно гнала от себя воспоминания о пережитом, пытаясь задушить их впечатлениями повседневной жизни, и внезапно вспомнила о человеке, который мог бы понять и помочь. Сегодня, в субботу, он должен был быть здесь, в Бремерхафене.
И с чего я взяла, что ему захочется понимать и помогать? Нет, все-таки виски не тот напиток, что нужен слабому женскому организму.
Я нашла свой телефон, а в его памяти обнаружила номер, по которому никогда не звонила.
– Фрау Миттель?.. – Он сразу взял трубку, несмотря на ночное время. В голосе слышались одновременно удивление, тревога и досада. Должно быть, мой номер тоже был забит в его телефон.
Я растерялась и, силясь выдавить хоть слово, молча сопела в трубку.
– Фрау Миттель?! – строже повторил он. – Что вы молчите? Что-то случилось? Оливер?..
– Оливера нет дома, все в порядке, – «успокоила» я сообщением, что маленький мальчик не ночует дома. – Приезжайте ко мне…
Я осеклась. Даже на мой нетрезвый взгляд получалось как-то неприлично: среди ночи позвать к себе мужчину, подтвердив, что дома никого больше нет.
– Фрау Таня, что случилось? С вами все в порядке? – Похоже, насчет порядка со мной он сомневался – прозвучало неуверенно.
– В меня сейчас стреляли… – Я хотела сообщить об этом как-то невзначай, чтобы не нагнетать обстановку, но запнулась и икнула. – Ик! Я боюсь здесь оставаться…
– К вам в дом ворвался преступник? – Он профессионально подошел к делу. – Вы ранены?
– Я убита… Ик!
Женский голос, сонный и крайне недовольный, опередил его ответ на мое сообщение:
– Милый, что произошло? Кто это звонит среди ночи? Это с работы?.. Возвращайся скорее, мне холодно!
Такого поворота я не ожидала. Хотя почему? Все логично. Мой затуманенный алкоголем мозг понял, что звонок был не к месту.
– Извините, я пошутила… – Я браво хихикнула и отсоединилась, нажав на кнопку. Более того, я отключила телефон, чтобы не было соблазна позвонить кому-либо еще.
Что было делать дальше?