Здесь и сейчас

Что значит «ничего личного»? Стоило в кои веки раз проснуться голой рядом с мужчиной, чтобы услышать «ничего личного»? И означает ли это «ничего личного», что между нами не было секса? Тогда чего ради ему валяться в моей постели? Или «ничего личного» – своего рода щит, надежно защищающий его свободу, предупреждающий, что ни о каком продолжении не может быть и речи?

Он отбросил в сторону одеяло и тоже поднялся с кровати. На нем были светлые джинсы с ремнем, над которым слегка нависал живот и белоснежная майка, обтягивающая немного рыхлый торс. Что ж, приятно сознавать, что не я одна далека от совершенства.

– Пошел варить кофе, – сообщил он, проходя мимо.

Когда я умытая и одетая вышла на кухню, он ждал меня с двумя полными чашками. Внизу тоже было не жарко, и доктор облачился в теплый джемпер, тщательно скрывающий недостатки фигуры. Я, несмотря на принятый душ, чувствовала себя отвратительно. Каток в голове не останавливался ни на минуту, укатывая очередной километр асфальта. Желудок свело судорогой и не хотелось ничего, даже кофе, но доктор авторитарно выставил передо мной чашку, а я не посмела отказаться. Мне было ужасно неудобно и досадно: пока мылась, я в общих чертах припомнила все, что произошло накануне.

Я вздохнула, не поднимая глаз, старательно разглядывая пенку в чашке: сейчас он начнет приставать ко мне с вопросами, а отвечать не было ни сил, ни желания.

– Фрау Таня, – он как будто услышал меня, – я не буду донимать вас расспросами. Сейчас не буду. Вы сами расскажете, когда захотите. Если вам стало лучше, то я поеду домой. Или вы хотите, чтобы я еще остался?

Мне хотелось, чтобы он побыл рядом еще какое-то время, но я не забыла, что своим звонком разрушила планы доктора – где-то там его ждала женщина с недовольным голосом. Интересно, она все еще мерзнет или уже согрелась?

– Что вы, поезжайте. Простите, я испортила вам уик-энд.

– Ничего, я наверстаю.

Кто бы сомневался! А впрочем, какое мне до этого дело?

– Спасибо вам, доктор Амелунг. – Я нашла в себе силы взглянуть ему в глаза. Действительно была переполнена благодарности, главным образом за то, что он не стал ничего выпытывать.

Он не отвел взгляда.

– Не за что. Я ведь чувствую свою ответственность за вас: это я познакомил вас с Маркусом.

– Не принимайте близко к сердцу. Вашей вины тут нет. – Я попыталась улыбнуться. Должно быть, получилось кривенько, потому что он не ответил.

На прощание Клаус Амелунг вдруг остановился на пороге, задорно рассмеялся и загадочно пообещал, впервые назвав меня запросто:

– Таня, я не забыл – за мной танец.

Какой танец? При чем здесь танцы? Или я все-таки что-то пропустила?..

Я хотела ответить тем же и даже поцеловать его в знак признательности, но в последний момент не решилась:

– Еще раз спасибо… доктор Амелунг.

Он посмотрел на меня внимательно, как будто профессионально оценивал вероятность повторения прошлой ночи, неуверенно хмыкнул и ушел.

Для человека, пережившего собственную смерть – я имею в виду посттравматическую кому, и ничего больше, – не существует непреодолимых препятствий. Все постепенно становилось на свои места.

Вернулся домой обласканный и задаренный подарками Оливер. Юрген прислал мне внушительную сумму денег в качестве компенсации за то, что больше года входила в его ситуацию и не ждала материальной поддержки, пообещал и впредь не обделять сына.

Гюнтер, как мог, залечил свои болячки и вернулся под бок к Профессору. Эрика проводила брата с семьей и присоединилась ко мне, ежедневно изводя новостями из глянцевых изданий.

Наташа вернулась из России, привезла нам с Оли русских сувениров и непривычных на вкус деликатесов, самым убийственным из которых, на взгляд моего сына, оказался квас – русская кока-кола, подобие недоделанного уксуса.

Объявился перепуганный профессор Маркус Шульц – похоже, его здорово вздрючил доктор Амелунг. Я считаю – поделом: именно после этих научных экспериментов я чуть не отдала богу душу. Если бы тогда Амелунг не появился в моем дворе в сопровождении полицейских, я легко могла насмерть замерзнуть на качелях, и мой сын остался бы сиротой.