Здесь и сейчас

Профессор Шульц объяснил, что виной всему, вероятно, было нарушение режима сеансов: после занятий дважды в неделю мы на время прервали совместную работу, а делать этого не следовало. Мой мозг, видимо, недостаточно восстановился после травмы и, если можно так выразиться, пошел вразнос. Маркус Шульц, правда, совершенно не был уверен, что Веру убили, пытался объяснить мне, что такое возможно, – просто внезапное пробуждение, вызванное каким-то внешним воздействием, шумом. Он старался доказать, что мое восприятие сна может не совпадать с настоящим ходом событий, предлагал мне возобновить сеансы. Хотя бы для того, чтобы попробовать разглядеть убийцу Веры – думал, я соглашусь из любопытства, но я отказалась. Мне казалось, что профессор выглядел удрученным не из-за меня – он опоздал на самую развязку гипнотического спектакля, на последнее действие. Так сказать, задержался в антракте в буфете и пропустил главное. Я же была уверена в своих ощущениях и переживать такое второй раз не имела ни малейшего желания. У меня, в конце концов, маленький ребенок, и я не собраюсь расставаться с энным количеством нервных клеток просто ради удовлетворения чужих псевдонаучных амбиций. Меня больше это не интересовало.

Ведь существует только здесь и сейчас.

Доктор Клаус Амелунг… А его я больше не встречала, только слышала от Агнет, что они планируют летом поездку в парижский Диснейленд. Оливер, узнав эту новость, сразу тоже захотел, принялся меня уговаривать, но мне эта идея не пришлась по душе: провести законную неделю отпуска в компании всезнающего сноба я была не готова. Да нас, собственно, никто и не приглашал. Что ж, у каждого своя жизнь. Я пообещала сыну, что мы придумаем себе поездку не хуже.

Все встало на свои места. Так, по крайней мере, мне хотелось думать. Потому что все, да не все. Что-то изменилось. Слегка, неуловимо, подспудно, не вмешиваясь активно в жизнь, но тревожа, регулярно подергивая меня за подол.

С некоторого времени меня стало нестерпимо, жадно тянуть в Россию. Я просыпалась с мечтой об этом и с ней засыпала. Я смотрела Наташины фотографии и хотела оказаться там, по другую сторону компьютерного монитора. Я переставала переключать телевизионные каналы, когда слышала заветное слово. Свелось к тому, что моей любимой программой стали новости, и членов русского Кабинета министров я различала лучше, чем немецких политиков. И тогда я предложила сыну поехать летом в тур по России.

Предложение было встречено на «ура», пусть это и не Диснейленд. Оливера, кстати, тоже начинала интересовать эта страна, особенно он захотел посмотреть на белые ночи, в которые светло, словно днем. Мы покопались в Интернете, посоветовались с Наташей и выбрали теплоходный вояж из Москвы в Петербург с посещением старинных русских городов. Я собралась уже пойти в турфирму и оплатить путешествие, но Наташа перепутала все планы.

– Таня, – обратилась она ко мне, отламывая вилкой кусочек яблочного пая, – я слышала, что ищут переводчика с русского. Не хочешь подзаработать?

– Не шути, – отмахнулась я, – если я худо-бедно понимаю язык, то это еще ничего не значит. – Мне, может быть, даже хотелось, но я старалась здраво смотреть на вещи. – Я совсем не умею писать на русском. К тому же у меня работа в магазине.

– Это не постоянная занятость, а всего несколько дней. Нужно переводить на симпозиуме. А писать, думаю, не придется, только синхронный перевод. С этим у тебя все в порядке.

– Ты что, меня уговариваешь? – рассмеялась я, не веря в реальность предложения. – Нужно уговаривать заказчиков. Не думаю, что из всех кандидатур выбрали бы меня, без опыта работы.

– А у них безвыходное положение: их постоянный переводчик в последний момент заболел, поэтому они срочно ищут хоть какого-то. Обратились к нам, но у нас сейчас все люди заняты. Я сказала, что у меня есть знакомая переводчица, и пообещала спросить.

– Так и спроси у нее. – Зачем было говорить об этом мне?

– Я и спрашиваю. – Наташа обратилась ко мне, как к несмышленому ребенку. – Я имела в виду тебя.

Вот ведь! Мне не пришло в голову: я сама у себя не ассоциируюсь с профессиональным переводчиком.

– А ты действительно думаешь, что я справлюсь? Как-то не хотелось бы опозориться. А сколько заплатят?

– Нормально заплатят, хорошо.

– А какая тема этого сборища? Там же, наверно, всякие специальные технические термины…

– Никаких технических терминов. Это полицейский симпозиум, что-то связанное с угрозой терроризма. Полицейские обычным языком разговаривают, это тебе не у нас на верфи.

Я с сомнением покачала головой: откуда мне знать, как говорят полицейские между собой?

– Танька, не тупи! – сердито бросила мне по-русски Наташа. Она часто называет меня Танькой или Танечкой, говорит, что это русское производное от моего имени. Потом умоляюще добавила: – Танюша, ну ты хоть меня спроси, где будет симпозиум.

– Ну где? В Бремене? Нет, в Берлине?..

– Не хочешь ты угадывать, – расстроилась Наташа. – В Петербурге!

– Где-е?! Ты шутишь. – Я даже рассердилась на нее. – С этого надо было начинать! Почему ты сразу не сказала?