Здесь и сейчас

– Таня, а что вы делали все это время? – с удивлением поинтересовался он, заметив мой неразобранный чемодан.

– Ничего, – я пожала плечами, не переставая жевать, – смотрела в окно.

– Все время? Зачем?

Как я могла ему объяснить зачем? Что он мог понимать?

– Зачем стоять у окна, если можно пойти туда, – пояснил он, делая головой движение в сторону окна.

Я недоуменно подняла брови: куда пойти? Как пойти?

– Вот что, – решительно скомандовал он, – доедайте, одевайтесь и пойдем в город. Гулять пойдем.

Я попыталась выразить протест, рассекая вилкой воздух: поздно уже, темно на улице, холодно.

– Время детское. Этот город поздно ложится спать.

Прямо у меня из-под носа он забрал еду, закрыв крышками контейнеры, сходил в прихожую и вернулся с моей курткой в руках. Мне оставалось только нырнуть руками в заботливо подставленные рукава.

– Медный всадник, – смешно выговаривая слова, сообщил он по-русски собравшемуся отъезжать таксисту.

Нас отвезли по указанному адресу, и мы снова оказались в том месте, где были днем. Только теперь памятник одиноко стоял в лучах подсветки, женихи с невестами отправились праздновать свадьбы.

– Почему сюда? – полюбопытствовала я у доктора.

– Отсюда я знаю дорогу до Невского, – доверительно сообщил мой добровольный гид.

Город действительно не спал. Может быть, только витрины магазинов притушили огни. Питейные же заведения, наоборот, распахнули двери и гостеприимно переливались всеми цветами радуги. Перед входом в каждое громоздились, залезая колесами на тротуары, массивные внедорожники, по большей части черные. Мы шли какими-то улицами, разглядывая похожие на дворцы дома, потом вышли на набережную узкой речки и пошли вдоль ажурной чугунной ограды. Странное дело, я тоже знала дорогу до Невского, и знала название речки – канал Грибоедова, – и, казалось, многое помнила, пусть и смутно. Мы вышли к монументальному сооружению с великолепной колоннадой и двумя симметричными памятниками посередине заснеженного сквера – Казанскому собору – и пошли дальше, к Спасу-на-Крови. Ноги сами вели меня туда, к нашему старому дому, где когда-то мы жили в двух комнатках коммунальной квартиры. Туда, где вместо дверной ручки была привязана веревочка. Мы прошли мимо Михайловского театра и пошли по Ракова, которая теперь почему-то носила другое название. Новое название на табличке нисколько меня не смутило – я абсолютно точно знала, что это наша старая улица.

К вечеру в городе потеплело, стих ветер и холод не казался больше таким пронизывающим. Клаус Амелунг что-то говорил, но я никак не могла взять в толк его слова. Он, видно, понял это и замолчал, лишь иногда нарушая тишину ни к чему не обязывающими комментариями – обрывочными сведениями из истории города, почерпнутыми им из экскурсий. Установившееся между нами молчание нисколько не тяготило меня и, кажется, ему не мешало тоже.

По мере приближения к дому сердце билось все сильнее и ноги становились ватными. Когда мы остановились у арки, мне пришлось даже опереться на руку своего спутника.

Дальше путь нам был закрыт, вход во двор преграждали металлические ворота с кодовым замком. Я растерялась и подняла глаза на Клауса: так стремиться сюда, чтобы уткнуться носом в решетку.

– Погодите, Таня, – успокоил он, – давайте постоим немного, кто-нибудь будет заходить, и мы попросим разрешения войти во двор.

Действительно, не прошло и пяти минут, как к воротам подошла женщина средних лет, приложила к кодовому замку монетку ключа.

– Извините, можно нам войти? – дрожащим от волнения голосом попросила я.

Женщина обернулась, подозрительно оглядела нас с Клаусом.

– Я раньше жила в этом доме… – пустилась я в объяснения.

– Ничего не знаю, я вас впервые вижу. – Женщина оттерла меня мягким боком норковой шубы, приоткрыла ворота ровно настолько, чтобы протиснуться в щель, и закрыла калитку перед нашими носами.

Пришлось снова бросить умоляющий взгляд на Амелунга, словно он мог чем-то мне помочь. Он беспомощно развел руками. В это время калитка приоткрылась, и на улицу вышел пожилой господин с малюсенькой собачкой на поводке. Клаус обратился к нему с каким-то вопросом по-английски. Странное дело, но мужчина понял и даже ответил, между ними завязалась беседа. Собачка недовольно потянула хозяина за поводок, тоненько гавкнула и покорно уселась у моих ног в ожидании прогулки. Клаус что-то рассказывал, кивая на меня, из его рассказа я уловила всего одно знакомое слово – «Германия».

– Проходите, девушка, милости прошу, – пригласил мужчина, предупредительно распахивая передо мной калитку. – Я, правда, не слышал, чтобы тут остался кто-то из прежних жильцов. Лет двадцать назад все квартиры выкупили, коммуналки расселили.

– Спасибо большое, – поблагодарила я, проникая во двор. – Мне никто не нужен, я хочу только посмотреть.