Здесь и сейчас

– А без заявления нельзя? Мне же просто нужно, что бы его нашли…

Никоненко уставился на нее раздраженным взглядом.

– Что бы правоохранительные службы занялись розыском пропавшего необходимо открыть дело о пропаже человека. А для открытия дела нужно основание. Ваше заявление будет являться этим самым основанием, – проскрипел следователь, чуть не по слогам, желая взять эту малахольную Снегурочку за шиворот ее шикарной шубы и выставить за дверь.

– Дело?!

Никоненко издал звук скрежетания металла по металлу.

– Дело! Когда происходит, что-то подпадающее под статью уголовного кодекса, то есть преступление, нарушение закона – возбуждается уголовное дело. Затем, правоохранительными органами проводится следствие. Пропажа человека это очень серьезный повод, для проведения расследования. Надеюсь, Вы понимаете? Виновный или виновные, если таковые имеются, преследуются по закону и в случае, если вина будет доказана, эти самые виновные несут уголовную ответственность. Я понятно объяснил? – он говорил почти по слогам, пытаясь донести до нее смысл сказанного. Желая при этом послать ее к чертовой матери с ее несчастным взглядом и полным непониманием или нежеланием понять, что она пришла не к подружке сплетнями обменяться и поплакаться, что муж пропал, а в госучреждение и существует определенный порядок.

– О!… Понимаете… Дело в том… Я не знаю, как сказать, – нервно теребя платочек тонкими ухоженными пальчиками, она беспомощно посмотрела на следователя. – Дело в том, что муж не совсем пропал…

Никоненко нервно хохотнул. Просто что-то с чем-то!

– Не совсем, это как? Пропал, но не весь? Только какая-то его часть? – глаза у него стали злыми. Она понапрасну отняла у него время, а муж-то, скорее всего, просто сбежал к любовнице, или они поссорились и он ушел, или она достала его своим идиотизмом. Что ж, ни в одном из этих случаев он мужика не винил. От такой, он и сам бы сбежал и скрывался, как и ее муженек.

– Он ушел… Ничего не сказал и ушел… И оставил меня… А как мне жить?

– Послушайте, мы занимаемся уголовными делами. Разыскивать сбежавших мужей и уж тем более возвращать их женам – это не по нашей части.

Он надеялся, что она встанет и уйдет. Не тут-то было.

– Но как же так?! Ведь я же вам говорю, он оставил меня! Как же мне жить?! На что? Мне нужны деньги, – она снова умоляюще взглянула на хмурое лицо следователя. – Вы же можете его найти?

– Нет, не можем, – почти радостно сообщил следователь. – Нет у нас таких полномочий. Не в нашей компетенции, понимаете? Если он оставил Вас без средств, подайте в суд на алименты. Если у Вас есть общие дети, то Вашего супруга обяжут выплачивать деньги на их содержание.

– К нас нет детей, но мне-то на что-то жить нужно. Может быть можно все-таки, что-то сделать? Его же можно как-то привлечь… Обязать… Как так можно, просто уйти и все? Может быть, есть какая-то статья? Он же ушел не предупредив. Он… У меня вот…

Она открыла сумочку и достала какую-то бумагу.

– Что это? – без особого интереса спросил следователь.

– Квитанция на оплату страховки за машину. – Она печально и беспомощно посмотрела в глаза служителя закона. – Нужно ее оплатить и еще много всего… Но как же я могу без денег что-то оплатить?… Мы же не в разводе. Значит, он должен… Его должны обязать… Правоохранительные органы должны! – Последние слова страдающая Снегурочка произнесла настойчиво, даже требовательно, очевидно решив добиться своего во чтобы-то ни стало.

Никоненко почувствовал, что у него сейчас из ушей пойдет пар, а сам он засвистит как закипевший чайник.

– Если нет детей, то никакие деньги он Вам платить не обязан. Если только Вы не заключали брачный договор, где это оговорено отдельно. Можете разделить, опять же через суд, совместно нажитое имущество.

– Имущество?!… Но ведь это он ушел, ему ничего не положено, он меня бросил! При чем тут имущество? Мне нужны деньги! – глаза у нее стали круглыми и рот тоже. В голосе послышались возмущенные, истеричные нотки

У Никоненко тоже глаза начинали потихоньку вылезать из орбит, правда, не от ужаса и возмущения несправедливостью происходящего, а от все возрастающего раздражения и злости. Он подробно, очень подробно объяснил ей все, этой курице, с куриными же мозгами и глупыми требованиями. И теперь самое время поднять свою задницу и вместе со своими мехами и страдающим взглядом выместись из его кабинета к чертовой матери, и дать ему, наконец, работать. Непонятно почему ей это непонятно.

Наманикюренная ручка прижала платочек к глазам, и брошенная жена разразилась рыданиями. Никоненко уже тоже был готов зарыдать.

– Но как же!… Но ведь я… Как я буду жить?!… – всхлипывала женщина. – Ведь у меня ничего нет… Ведь он меня обманул… Поступил бесчестно… Почему же закон…

Понимая, что она из тех идиоток, которые не понимают нормальных слов и не отстают пока не вынут всю душу и не доведут до белого каления, следователь сказал, как можно более вежливо:

– Съездите к нему на работу. Поговорите. Я ничем помочь не могу.