В городе людей почти нет. Звенящая пустота. Только взрывы, взрывы, взрывы.
Каждые пять минут что-то где-то гремит. Город вымер и оживает, только когда идёт выдача еды. Люди собираются, а потом расходятся.
Город в таком режиме живёт уже более полугода. Под постоянным обстрелом.
Мы повезли гуманитарную помощь по бомбоубежищам.
Днём люди домой идут, а ночью спят в подвалах. А те, кто остался без дома, там и живут. Некоторые из подвалов уже по несколько месяцев не выходят. Боятся. Даже в магазин. Многих так и настигали снаряды или осколки. Когда выбегали на пару минут. А некоторые уже устали и спят дома: «Суждено умереть, умру. На всё воля Бога».
Мы подъезжаем к бомбоубежищу предприятия «Мотор Сич». В нескольких метрах от входа дыра от «Града».
– Это как раз ночью сегодня пришла. Снаряд уже достали.
Татьяна Леонидовна – старшая по бомбоубежищу – показывает и ведёт окольными длинными коридорами в подземелье.
Комнат много – закоулки, коридоры. Мы словно в норе у хоббитов, только вместо уютных домиков – сырые влажные помещения, во многих из которых нет света.
Здесь около 150 человек, из которых 18 – дети.
В помещениях в основном пожилые люди.
– К нам часто приходят журналисты, ОБСЕ, иностранцы. На экскурсии… Толку? Зайдут, поснимают и исчезают.
– Я сама врач, терапевт. Квартира моя как раз смотрела на Попасную. На линии огневой. Висит теперь в воздухе… Дом мой…
Следующее бомбоубежище. Оно меньше, да и света вообще нет. Живут около 35 человек.
Идём с фонариками в потёмках. Сырость сильнейшая. Идём на слабый огонек.
– Можно вас сфотографировать?
Группа бабушек ухмыляется.
– Передавайте всем привет.
– Кому?
– Да всем им. Ляшко и всей это быдло-банде в Раде. Пусть знают: нас здесь много. Всех не убьют.
Сидят вокруг единственной свечи в помещении. Экономят как могут.
Огромные пространства, высоченные потолки, сырость. И затерянные в этих катакомбах люди.
Следующее бомбоубежище кишело детьми. Красивые девчонки, мальчишки.
Жека луганский шепчет:
– Они здесь полгода уже живут. Остались без дома. Теперь это их дом…
Мы везли около двух с половиной тонн еды для Первомайска. И когда всё поделили между столовыми и бомбоубежищами, поняли, что это совсем немного. Просто ничтожно мало.
– Перемирие. Всю ночь мирились. Когда же, господи, это закончится. Мы же люди! Они разве не знают?
– Чёртово перемирие. Не верим мы в него. Растягивают издевательство. Было уже такое – знаем, проходили.
Все время спрашиваю: почему не уезжаете? Даже не знаю уже зачем. Почти всегда ответы похожие. Но спрашиваю. Как ритуал.
Все, кто мог и хотел, уехали. Остались старики, дети, инвалиды, кому вообще некуда ехать. Кто-то уезжал, но пришлось вернуться, потому что негде жить и не на что. Остались детские дома и интернаты с детьми-инвалидами.
Одни не смогли покинуть немощных родителей и остались. А другие бросили своих родителей и уехали. А те…
Ждут детей и не понимают… А ещё остались те, кто не хочет уезжать, потому что это их земля.
Едем по городу, и даже я вижу, насколько много новых разрушений. Что-то починили, заделали.
– Поехали, покажу снаряд рядом с церковью. Как раз под утро пришёл.
Саша Первомайский подвозит к храму, а там дыра в асфальте.
– Сапёры быстро сработали. Только что ещё торчал.
На остановке рядом люди.
– Они автобуса ждут?
– Нет, хлеб. Люди без надобности почти не выходят. Боятся.
– А ты не боишься?
Саша пожимает плечами
– Боюсь. А что делать? Привык.
Объехав весь Первомайск, мы вернулись в центр. Вышло солнце.
Мы стояли одни на огромной площади. Лучи грели, и было непривычно и странно, что в такую погоду никого на улице нет. Мороз и солнце всегда выгоняют мамочек с детьми и колясками, старушек и молодые пары на улицы.
Иней на деревьях начал таять. Потеплело.
Гупать на горизонте начало чаще. Но мы не слышали и не замечали приходов. Словно местные, мы вошли в состояние, когда кажется, что сюда не придёт. Придёт куда угодно, но только не сюда.
Первомайская больница
Больше всего в ту поездку меня поразили не постоянно бьющие «Грады» и «Ураганы», а врачи, спасающие людей. Живущие в больницах, ездящие на скорой на места обвалов.
Герои, про которых никто не знает. Этот незаметный труд остается в тени. Как и труд работниц социальных столовых, хосписов и интернатов, которые не бросают своих подопечных, когда рядом падают снаряды… Водителей, развозящих записки по городу, коммунальщиков, электриков в школах, как Артём, женщин, выгребающих трупы кур, как Любовь Михайловна.