Здесь мертвецы под сводом спят

С тех пор как я проявила кинопленку, на которой были изображения Харриет, эти слова звенят в моей голове, словно рождественские колокола. С ними гармонирует, однако, кое-что еще: внутренняя дрожь, указывающая, что на более позднее время отложено нечто неизвестное.

Теперь это неизвестное выстрелило у меня в мозгу с полной ясностью.

Я верну свою мать к жизни! И на этот раз это будет не просто глупый сон, но настоящее научное достижение.

Предстоит так много сделать – и у меня так мало времени.

9

Отец объявил, что мы, ближайшие родственники, будем по очереди бдеть над Харриет. Он решил, что сам будет нести первую шестичасовую вахту – с двух до восьми. Фели, следующая по старшинству, будет дежурить с восьми до двух часов ночи, затем Даффи с двух до восьми утра, а потом буду бдеть я – до двух часов дня. Тетушку Фелисити сначала списали было по причине возраста.

– Чепуха, Хэвиленд! – заявила она. – Я так же в состоянии это сделать, как и ты. Более того, если ты уж заговорил на эту тему, ты не можешь лишить меня моего дежурства!

Так что расписание бдений было пересмотрено. Каждый из нас должен нести вахту четыре целых восемь десятых часа, что, как заметила Даффи, составляет ровно четыре часа сорок восемь минут на человека.

Тетушка Фелисити отстоит с двух часов дня до шести часов сорока восьми минут вечера; отец – с шести сорока восьми до одиннадцати тридцати шести минут; Фели с одиннадцати тридцати шести до четырех часов двадцати четырех минут; Даффи с четырех часов двадцати четырех минут до девяти двенадцати; а я с этого времени до двух часов дня – времени похорон.

Решение, типичное для де Люсов: бесспорно логичное и одновременно безумное, словно мартовский заяц.

Только одна проблема: чтобы выполнить работу, которую я намеревалась сделать, мне надо нести вахту с ночи до раннего утра.

Короче говоря, мне надо обменяться дежурствами с Фели.

Фели, однако, купалась в сочувствии обеих мисс Паддок, и я не хотела лишать ее этого удовольствия. Поговорю с ней позже.

Тем временем мне нужно подготовиться к тому, что может оказаться величайшим химическим экспериментом в моей жизни. Нельзя терять ни секунды.

Наверху в лаборатории я пролистала свою записную книжку. Помню, что куда-то записывала подробности.

И да, вот оно: «Хильда Сильфверлинг, рассказ-фэнтези» Лидии Марии Чайльд. Однажды Даффи развлекала нас, читая его за завтраком: историю о бедной несчастной женщине в Швеции, которой чуть не отрубили голову, несправедливо обвинив в убийстве ребенка.

Я навсегда запомнила ученого химика из Стокгольма из того рассказа, «чьи мысли были все о газе и чьи часы были отмечены только комбинациями и взрывами».

Честно говоря, это была единственная заинтересовавшая меня часть рассказа. Этот ученый, имя которого так и не назвали, так что я не смогла поискать его в «Ученых жизнях», открыл процесс создания искусственного холода, благодаря которому он мог приостанавливать жизнь в живых существах. Что еще более важно, он открыл способ вернуть объект, в данном случае Хильду Сильфверлинг, к жизни.

– Разве это возможно? – спросила я тогда.

– Это вымысел, – ответила Даффи.

– Я знаю. Но разве он не мог основываться на правде?

– Все писатели хотят, чтобы ты поверила, будто их истории основаны на правде, но слово «вымысел» происходит от слова «вымышлять», что значит изобретать. Тебе в особенности нужно об этом помнить.

Я прикусила язык в надежде на продолжение, и она говорила дальше:

– Например, Джек Лондон, – сказала она. Моя сестрица любит выпендриваться.

– А что с ним?

– Ну, он писал примерно на ту же тему. «Тысяча смертей», так назывался его рассказ. О человеке, отец которого, сумасшедший ученый, все время убивал его самыми разыми способами, которые только можно вообразить, а потом оживлял.

– Все равно что доктор Франкенштейн! – воскликнула я.

– Точно. Только этот дурак позволил, чтобы его отравили, убили электрическим током, утопили и задушили. Помимо прочих способов.

Вот это чтение мне по вкусу!

– Где я могу найти экземплярчик?

– О, где-то в библиотеке, – фыркнула Даффи, нетерпеливо отмахиваясь от меня.

Мне потребовалось некоторое время, но в конце концов я почти случайно нашла его в потрепанном дешевом сборнике.

Какое разочарование! Вместо того чтобы подробно описать многочисленные смерти и воскрешения главного героя, автор заставил его туманно разглагольствовать о магнитных полях, поляризованном свете, несветящихся полях, электролизе, молекулярном притяжении и гипотетической силе, именуемой аспергией и, по его утверждению, обратной гравитации.

Что за нагромождение чепухи!

Я бы могла выступить с лучшей теорией воскрешения из мертвых, даже если б мне связали руки за спиной и бросили в озеро в мешке из-под картошки.

На самом деле я так и сделала, хотя не могу приписать весь успех исключительно себе.

Я проводила время с Доггером в оранжерее, пытаясь изобрести способ расспросить его о том, как они с отцом сидели в японском лагере для военнопленных, но сделать это как бы между прочим.