— Все равно у тебя останутся невыясненные детали. Фэбээровцы, например, не посвятят тебя в свои секреты. Хотя им и все равно, но, найдя что-нибудь интересное, они помалкивают и пытаются извлечь пользу для себя. Лучше работать только по своим каналам, хотя это и ведет к удвоению усилий. Я всегда восхищался немцами: в третьем рейхе были мастера своего дела.
— Плохи дела нашего разведсообщества.
— И совсем нелегко исправить положение.
— Я знаю, что ты мне скажешь: для этого не годятся машины, хотя они и умеют думать и говорить.
— Но ты же знаешь, что это так! Ведь знаешь же! И у роботов бывает ревматизм. И они ошибаются. Ни один из них не может сказать ни слова, если до этого человек не вложил это слово в его внутренности.
Льюк вскочил и схватился руками за голову:
— Давай не будем снова пускаться в дебаты о кибернетике и машинах. Я решительно отказываюсь!
— Не беспокойся, мне этого не нужно. На моей стороне сами машины, потому что они были созданы человеком. Чем больше ты их хвалишь, тем больше убеждаешься в моей правоте.
— Не жалуйся. Ты живешь за счет этих машин.
— Я не инкубаторный. Я мог бы провести всю мою жизнь на ферме среди полей. Лучшей жизни быть не может. Цивилизация отравляет.
— О’кей. Хватит об этом.
— По какой линии поступил запрос ДИНА?
— По специальной.
— Великолепно! Тогда у меня для тебя есть прекрасная идея. Позвони Дайнасу и попробуй уговорить его, чтобы он сам запросил дело у руководства. Пусть и "Пересмешника" упомянет. Это избавит тебя от хлопот.
— О’кей, я так и сделаю.
Несмотря на клетчатый пиджак, широкий кричащий галстук и жидковатую, давно вышедшую из моды челочку, в фигуре Адольфо еще оставалось что-то от тех времен, когда он, бродяга, вынужденный потуже затягивать свой пояс, участвовал в скандалах, которые организовывала "Родина и свобода"[40]
. Его восхождение наверх началось незадолго до выборов 1970 года. В то время за ним еще не утвердилась кличка Пузан, он еще не мог свободно, безнаказанно убивать людей и руки его еще не были слишком запачканы кровью, однако он уже тогда знал, чего хочет, и уверенно шел к своей цели. Чтобы правильно сделать ставку, он должен был определить, какие силы имеют реальные шансы закрепиться у власти в Чили. В середине того же, 1970 года надежды буржуазии на победу в президентских выборах Алессандри стали таять. Чтобы противостоять "явному приходу к власти левых экстремистов", была создана террористическая группа. Она получила название "Невыч" ("Не выдадим Чили"), хотя на самом деле ее целью как раз и была полная выдача Чили на растерзание империализму. "Невыч" начал с покушений и актов саботажа, многие из которых намеренно приписывали "Левому революционному движению". В августе был убит один карабинер. Эта акция была частью плана, подсказанного ЦРУ с целью развязать преследование ультралевых. Полиция так и не нашла убийц. Когда же, несмотря на все усилия реакции изолировать революционные силы, Чили встала перед неизбежностью перемен, был убит командующий чилийской армией генерал Шнейдер. Полиция начала расследование. Следы вели к правым террористическим группам, таким, как "Фидусия", "Родина и свобода", "Невыч". За ними стояли спецорганы США, прежде всего агентура ЦРУ, так называемые дипломаты и военные советники из Пентагона. Адольфо был серьезно замешан в убийстве генерала и с сентября вынужден был укрываться в доме одной богатой семьи на юге страны, пока его не удалось переправить за границу. Адольфо казалось, что он покидает родину надолго. С новой Чили ему было не по пути. Однако реакционным элементам Чили трудно было смириться со словами президента Альенде "со мной в Ля-Монеда входит народ". Военные внешне подчинились новой власти. Однако, хотя они еще носили на мундирах траурные ленточки по верному конституции генералу, в их среде зрел заговор. Все остальное хорошо известно. Дворец, в который "вошел народ", оказался объятым пламенем. Улицы обагрились кровью. К власти пришел фашизм.