Здесь песок чище

Насарио был ошеломлен. Его глазки нервно бегали, как у зверька, попавшего в ловушку. Пораженный, онемевший, охваченный оцепенением, он не знал, с чего начинать речь в свою защиту. Он пытался найти подходящие слова, убедительные и энергичные, но в его мыслях была полная путаница. Нужно было бы набраться мужества и громко сказать этому эмиссару янки: "Давайте делить ответственность пополам и уважать друг друга. Вы спрашиваете, что с нами происходит, что стало с нашими священными обещаниями? За это отвечаете вы. На вас лежит большая ответственность, которую вы взяли по отношению к нам". Однако Насарио был слишком труслив для этого. Слова, слетавшие с его губ, несли едва заметный оттенок протеста:

— Я… мы очень озабочены и встревожены. Вы понимаете, что я имею в виду.

— Думаю, что да. Случай на Инагуа?

— Этот случай — результат сложившегося положения. Речь, видимо, идет о непонимании.

— О’кей, давайте разберемся, как нам лучше понимать друг друга. Непонимание проявлено в первую очередь вашими. Мы всегда говорили ясно, и наши слова не были пустым звуком. Если мы вам говорили "нужно посидеть спокойно", то значит, верили в вас и надеялись, что вы не будете поднимать шума. Мы хорошо знаем, что можно сказать, а что нет, а вы должны, по возможности, все это анализировать, чтобы понять нас. Здесь недопустимы осложнения, которые обошлись бы слишком дорого или вообще поставили бы на грань разрыва наши отношения.

— Нам ни к чему осложнять отношения с вами. Мы гости, у нас нет и клочка земли, поэтому наша цель — изгнать коммунизм с Кубы, что без вашей поддержки обречено на провал.

— Не наша вина в том, что у вас нет своей земли, и, кроме того, это не совсем верно. Вспомните, как действовали ваши враги. Кастро начинал с несколькими старыми охотничьими ружьями и прогулочной яхтой, в то время как вы постоянно проматываете средства, проявляя необычайную жадность. И теперь вы еще жалуетесь, что у вас нет земли! Это Кастро конфисковал у вас землю, а не мы. Однако вам была предоставлена наша территория для тренировок, в качестве базы для проведения операций и для других целей. Повода для жалоб нет и не должно быть. Это было бы неблагодарным ответом. Что же касается изгнания коммунистов, о чем вы сказали, то я не думаю, что у вас что-то получится. Мы ведь тоже делали неоднократные попытки, но все они терпели крах. И если сегодня мы окажемся перед альтернативой попытаться подойти с другой стороны к этому вопросу, то что нам остается? Связывать себе руки? По какому праву?

— Вот мы-то, сеньор Балдавиан, как раз и чувствуем себя со связанными руками.

— Вы хотели бы знать, как чувствуют себя здесь те, у кого по нашей воле действительно связаны руки?

— Это я вижу.

— В чем же тогда дело? Кого я представляю? Я представляю Соединенные Штаты Америки, самую могучую нацию, знаменосца демократии. Кого представляете вы? Кубинцев. Изгнанников. "Альфу". Терроризм. Вы видели когда-нибудь рысь в засаде, сидящую на сломанной ветке? Нет, не видели. Они устраиваются на прочной ветке. Мы тоже находимся в засаде. Кубинский терроризм — это и есть наша ветвь. Сейчас она сломалась, и если мы не перепрыгнем вовремя на другую, то свалимся вниз. Буду говорить прямо: сейчас настроения, существующие в среде эмиграции, меняются. Она разочаровалась в вас. После стольких громких обещаний вы ничего не добились, а лишь подорвали доверие. И те, кто раньше колебался и занимал выжидательную позицию, начинают теперь попадать под влияние Фиделя. Не удивляйтесь, сеньор Насарио. Здесь, естественно, нет ничего хорошего, но вы видите, если им предложить реалистическое решение проблемы, то они безусловно поддержат его.

— Трудно представить, что именно вы говорите об этом.

— Но ведь это реальность. Если вам и так все ясно, то в чем же дело? Человек должен чувствовать момент, когда он становится помехой, и соизмерять с этим свои действия и поступки. И если он упорствует в своих ошибках — значит, приносит вред самому себе.

— В таком случае я должен верить в то, что слышал от людей из ЦРУ. Кое-кто предсказывал, что нас ждут трудные годы, пожалуй, закат. Это влияет на человеческий разум, затуманивает его. Значит, нужно оставить наше дело?

— Нет, ничего подобного. И не может быть заката ЦРУ. Просто речь идет о том, чтобы поправить курс. Так поступают мореплаватели, чтобы не обмануться в своих надеждах. ЦРУ иногда напоминает хамелеона, который меняет свой цвет, но оно никогда не меняет своих намерений. У нас бывают периоды, которые, если хотите, следует называть кризисными. Но это наши внутренние дела, и вы, я думаю, не заинтересованы в том, чтобы заниматься выяснением "семейных обстоятельств" Вашингтона. Так что по этому поводу мы не должны разглагольствовать слишком долго. Это наши собственные дела.

— А инцидент на Инагуа, это ваше дело или дело кубинцев? И не печально ли, что кубинскими проблемами должны полностью заниматься вы? Жаль, что происходят такие события, как с Инагуа. Здесь невооруженным глазом можно заметить огромную несправедливость.